Карл-Иоганн Вальгрен - КУНЦЕЛЬманн & КунцельМАНН

На ленте осталось только одно сообщение — от Луизы; она интересовалась, не сохранились ли у него фотографии их поездки во Францию десять лет назад.

— Я хочу показать их Винсенту. Мы читаем сказку, а дело происходит в Париже… Позвони, когда получишь это сообщение.

Четверть часа спустя, стоя голым перед зеркалом в ванной, Иоаким подумал, что похож на сексуального маньяка в розыске: прямо на физиономии отпечатались чёрные газетные буквы, а разводы типографской краски на лбу явно напоминали нос преступного пастора Хельге Фоссмо. Смывая под душем воспоминания о пережитых унижениях, он размышлял, что сказать бывшей жене. Ему нужны были деньги на авиабилет в Фалькенберг и ещё хотя бы тысячу на непредвиденные расходы. Может быть, Луиза согласится дать ему денег — в обмен, так сказать, на парижские фотографии?

Гардероб выглядел так, словно там разорвалась граната. Всё же ему удалось найти немного марокканского хаша в кармане куртки от Пола Смита. Он свернул себе джойнт и начал разыскивать снимки в битком набитых картонных коробках. Поиски заняли немыслимо много времени. Резиновые нити ассоциаций всё время отвлекали его от поисков. Сувенирный коралл… открытка без обратного адреса, бог бы с ней, но яркая картинка (заход солнца на Средиземном море) оказалась настоящей психоделической бомбой: она вызывала поток мыслей, ничего общего с действительностью не имеющих… Наконец фотографии нашлись. Набирая номер бывшей жены и преисполняясь глубокой благодарности «Телии» [30], что она, несмотря на многомесячную неуплату, всё же не отключила телефон, Иоаким вдруг понял, что немного перебрал с хашем. На счастье, Луиза голосом автоответчика сообщила, что она в саду.

Он выглянул в окно — ничего утешительного: мотоциклисты на месте. Один листал вечернюю газету, другой закурил сигарету. Время словно бы не двигалось. Сколько они уже здесь стоят? А может быть, они просто живут где-то поблизости… или ждут какую-нибудь не менее мускулистую даму, почему-то забредшую в их дом?

Он подошёл к окну, выходящему во двор, и увидел нечто, что мигом развеяло не только всю дурь от каннабиса [31], но и слабую надежду, что мотоциклисты дежурят у его подъезда по каким-то ещё, не имеющим к нему отношения причинам. Мало того что третий субъект занял пост у задней двери, он к тому же наблюдал и за открытым окном в прачечную, тем самым, через которое Иоаким недавно проник в дом.

В куче грязного белья на полу он раскопал две великолепные шёлковые простыни — они когда-то стоили в «НК» целое состояние — и связал их между собой. После чего надел короткую кожаную куртку (тоже Пол Смит) и альпинистские ботинки, приобретённые для поездки на горнолыжный курорт с Сесилией Хаммар, — и покинул квартиру.

Он поднялся по лестнице на последний этаж, открыл дверь универсальным ключом [32]и оказался на пропахшем плесенью чердаке. Его удивила странная тишина — не было слышно ровным счётом ничего, кроме слабого шума ветра. Здесь был иной, девственный мир, где его проблемы просто не существовали.

Пройдя метров двадцать пять, Иоаким открыл ещё одну дверь и оказался на лестничной площадке верхнего этажа соседнего дома. Чуть поодаль была лоджия общего пользования, используемая главным образом как курилка.

Он осторожно выглянул на улицу — никого; окружить квартал коварные сборщики налогов ещё не успели. Он привязал конец простыни к стойке балкона и опустил вниз ниточку, на которой в буквальном смысле висела его жизнь. Пары метров не хватало, но конец успокоительно покачивался над кустом рододендрона.

Под воздействием каннабиса он вдруг осознал весь комизм своего положения и, спускаясь по импровизированной верёвочной лестнице, начал неудержимо хохотать. Надо бы почаще курить хаш, сказал он себе, тогда легче примириться с миром. Можно посмеяться над неудачами, над страхом встречи с бородатыми бандитами, над нищетой, над тем, что он висит на простыне в десяти метрах над землёй, над странной смертью бедняги Виктора от отравления (что, не мог, как все порядочные старцы, умереть от инфаркта или рака предстательной железы?), над отсутствием вкуса у Сесилии Хаммар (что это за борцовско-уголовный тип?), над унизительным выклянчиванием денег у бывшей жены, над тем парнем с собакой, что смотрит на него и размышляет, не позвонить ли полиции (кто это? взломщик?., или кино снимают?)… можно посмеяться над его собакой, удивлённой не меньше, чем хозяин, над этой забавной семьёй в окошке — мама, папа, младенец, — мимо чьего кухонного окна он только что проскользнул, словно цирковой гимнаст на трапеции, возвращающийся из-под купола после исполнения особо опасного трюка, без лонжи и сетки… они смотрели на него разинув рты, как выброшенные на берег рыбы… А чем не повод для смеха, что в какой-то момент, вопреки здравому смыслу, совершенно поглощённый трагикомедией своей жизни, Иоаким решил помахать рукой этой идиллической семейке и, разумеется, тут же грохнулся, воя от восторга, с четырёх метров в далеко не такой гостеприимный, каким казался сверху, куст рододендрона. Просто сдохнуть со смеху над этой кунцельманновской жизнью… Бастер Китон [33], да и только!