Будучи третьим номером среди наследников, почти самый юный и, по мнению семейного совета, наименее приспособленный для ведения дел, Фабиан получил задание этот капитал приумножить. Он получил прекрасное образование в университете Турку и, защитив в двадцать один год диссертацию по истории искусств, приехал в Уппсалу заниматься научной работой. Он послушно следовал советам из главного штаба семьи в Тампере, но указания становились всё менее регулярными и всё более противоречивыми — все силы родственников уходили на достижение более или менее сносной гармонии между бумажной промышленностью и недавно купленным разорившимся газетным концерном.
Проведя в своей келье в Уппсале год за изучением перехода от классицизма к готике в шведской живописи, Фабиан получил приказ переехать в Стокгольм и прикупить полотна, которые могли бы украсить вестибюли финской и шведской головных контор. Мать намекала, что у семьи есть планы создания собственного музея.
Первый раз Виктор увидел Фабиана на вернисаже в обществе Асты Берглунд. Какой-то юный художник, чьё имя вскоре будет забыто, дебютировал серией работ маслом. Среди рослой северной публики выделялся высокий молодой человек с несомненно аристократическими чертами лица. Он непринуждённо беседовал с галеристом. Это и был молодой коллекционер Фабиан Ульссон.
— Я должна познакомить тебя с Фабианом, — сказала Аста, таща Виктора за руку, — мы учились в одной частной школе и всё детство провели вместе на архипелаге. Мы были как брат и сестра… это я научила его курить.
Первое впечатление нельзя было называть благоприятным. Молодой сноб, решил он после первых двух минут беседы. Блестящие локоны, похожие на чёрных щеголеватых лесных слизней, красивое мужественное лицо. Клубный блейзер на мускулистом холёном торсе. Вид у молодого человека был на редкость здоровый, казалось, он защищён прочным иммунитетом против всех жизненных неурядиц и никаких слабостей у него нет. Галерист раболепно поддакивал каждому его слову. Фабиан обнимал за талию молодую девушку, сестру, как поначалу решил Виктор, но Аста быстро вывела его из заблуждения.
— Это его потенциальная невеста, — шепнула она. — Эрика Кройгер. Банкиры, финансисты…
— Спичечные короли?
— Это боковая ветвь. У её отца адвокатура…
Но Фабиан, вопреки поспешному умозаключению Виктора, оказался очень интересным собеседником. Он был скромен, остроумен и для своего возраста прекрасно образован. На вернисаже он оставил три красные метки, которые галерист с довольным видом сразу же прикрепил около трёх небольших полотен.
— Мне понравились эти работы, — сказал Фабиан. — И если бы они мне даже не так понравились, я всё равно бы их купил. Никогда не знаешь… иногда проходит несколько лет, на картину смотрят тысячи глаз, и она от этого становится всё лучше и лучше.
Он повернулся к Виктору, и Аста представила их друг другу. Они самым естественным образом заговорили о Германии — у его семьи были там деловые интересы.
— Просто невероятно, как быстро изменилась Западная Германия, — сказал он. — Думаю, через пару лет они доведут производство до довоенного уровня. Отец был там недавно… восстановление идёт с рекордной скоростью, а восточный сектор по-прежнему в состоянии чуть ли не римского упадка. Как вы думаете, Виктор? Страна так и останется поделённой на части?
— Что заслужили, то и получили… Может быть, это разделение заставит немцев заняться собственными проблемами… я хочу сказать, хорошо бы они заглянули в своё собственное нутро и перестали коситься на соседние территории.
— Я слышу речь истинного антипатриота, отягощённого чувством коллективной вины, — улыбнулся Фабиан и протянул ему портсигар. — Очень дипломатично. Но со мной вы не должны испытывать угрызений совести. Финны и немцы совсем недавно были братьями по оружию. Мои старшие братья сражались бок о бок с немцами на Карельском перешейке. Если вы, немцы, считаете, что заслужили ваши нынешние несчастья, значит, мы пользуемся незаслуженным счастьем.
— Не принимайте его всерьёз, — сказала Эрика. — Он переругался с семьёй из-за своих взглядов. Фабиан всю войну был на стороне англичан. Он ненавидит наци. А отец его очень симпатизировал немцам…
Она с гордостью поглядела на своего кавалера.
— Германия много лет служила для нас примером, — продолжил Фабиан, беря бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта. — И для шведов тоже. Гран-тур любого юноши начинался в Берлине или Гёттингене. Мы знали язык почти как истинные немцы. Теперь всё изменилось. Необратимо. Англосаксонское влияние будет доминировать как минимум два поколения; наша культура всасывает английскую, как вакуум… да это и есть вакуум, если вспомнить пустое место, оставленное Германией…
Читать дальше