Меир Шалев - Дело было так

— Ни в коем случае нет! — повторила бабушка. — Ты мне испачкаешь ванную, и мне придется ее мыть. И свипер от работы тоже испачкается, а я не умею его разбирать, и тогда я не смогу уснуть, пока не придет Ицхак. Я уже женщина пожилая, и Ицхак уже тоже не молодой, и этот свипер тоже уже не младенец.

Я расхохотался. Обе женщины уставились на меня в четыре удивленных глаза. Тут говорят о бизнесе, о серьезных денежных делах, над чем ты смеешься?

— Скажи ей, что я хочу увидеть и услышать, как он работает, — повторила Авигайль. — И я хочу также посмотреть, как он всасывает.

Я перевел бабушке и это, а затем добавил:

— И вообще, не нужен тебе никакой дядя Ицхак. Покажи ей, что твой свипер работает, и она заберет его вместе со всей его пылью. Тысяча долларов за эту развалину — это же куча денег, бабушка. Давай набросаем немного мусора на пол и покажем ей, что он работает.

Слова могут порой подействовать сильнее, чем та реальность, которую они описывают. Так и тут — оказалось, что ошибка, которую сделал я, была много больше ошибки, которую сделала Авигайль. Слова «набросаем», и «мусор», и «на пол» произвели на бабушку Тоню такое ошеломляющее воздействие, что она уже не способна была услышать голос здравого смысла. Набросать ей мусор? Мусор ей на пол? Нарочно набросать ей мусор на пол?! Нет и нет! Ни в коем случае нет, ни за какие деньги в мире! Она с гневом повернулась к двери, и несчастный свипер потащился за ней следом, в отчаянии оглядываясь назад и еще не понимая, что произошло.

— Что случилось? — прошептала Авигайль. — Позови ее обратно!

— Сейчас была моя очередь сделать ошибку, — сказал я. — Мы оба ошиблись, каждый в свой черед, и ты себе не представляешь, насколько.

— Стоп, плиз, стоп! — воскликнула Авигайль.

Бабушка Тоня обернулась и окинула ее леденящим взглядом. Я уже знал, что она сейчас скажет, и весь сжался в ожидании на кровати.

— Ты ко мне говоришь? — процедила она, повернула к нам спину и вышла.

— Что она сказала? — испугалась Авигайль. — Что она сказала?!

Я не ответил. Я знал, что все пропало. Я слышал, как поворачивается ключ в двери ванной. Прошли две-три минуты, и я понял, что сейчас бабушка возвращает несчастный пылесос в одиночную камеру его коробки и снова накрывает той старой тюремной одеждой, в которую он был укутан сорок лет.

— Что она сказала? — повторила Авигайль свой вопрос.

— Она сказала «ты ко мне говоришь», — сказал я.

— Что это? Пожалуйста, говори по-английски.

— Это что-то вроде «you talking to me?» — сказал я.

Авигайль набросилась на меня, повалила на кровать и возмущенно прошептала:

— «You talkin' to mе», так она сказала? Ты все испортил! Я хотела привезти моему отцу подарок.

Снаружи послышался поворот ключа, запиравшего ванную комнату. Я с силой обнял Авигайль. Еще немного и бабушка выйдет на свою повседневную работу и вытащит из-под нас матрац. Вставай-вставай, хватит гнить в кровати. Пора убирать. Есть куча работы.

Первые лучи солнца зажглись в щелях жалюзи.

— Посмотри, — сказал я Авигайль, указывая на хоровод пылинок, танцующих в солнечном свете. Мы поднялись, оделись и пошли на утреннюю прогулку в поля. Потом вернулись, чтобы попрощаться с бабушкой и сказать ей спасибо. Авигайль сказала ей на беглом английском, что, если она изменит свое мнение, пусть сообщит мне, а я сообщу ей, и бабушка мило улыбнулась и даже не попросила меня перевести. Мы пошли позавтракать у Цили и Яира, а оттуда на главную дорогу — поймать автобус, чтобы продолжить свое путешествие.

Мы провели вместе несколько веселых и приятных дней, а потом я проводил ее в аэропорт. Она полетела домой, к своему отцу и своему другу, а я вернулся к машине «скорой помощи», к своим мышам и занятиям. Больше я ее не видел. Иногда я думаю: где она сегодня? И какова ее судьба? Вышла ли она замуж за друга, который был у нее тогда и которому она отправляла посылку, что и привело к нашей встрече? Занимается ли она тем, чему училась — воспитанием проблемных детей? А может, живет с подругой в Беркли? Или у нее индюшиная ферма в Иллинойсе и семеро детей от трех первых мужей? Одно мне ясно — она вернулась в Лос-Анджелес без свипера моей бабушки. Но зато с одним из ее самых лучших выражений.

Года два спустя я закончил университет. Какое-то время продолжал работать на станции «Скорой помощи», а потом перешел на израильское телевидение, где мне поручили собирать материалы для документальных передач.