— Я ее убедил.
Как будто говорит: «А ты не сумел».
— Что значит «убедил»? — удивляюсь я. — Ты что, пообещал ей что-нибудь?
— Нет.
— Может, ты ей пригрозил чем-нибудь?
Надав даже испугался.
— Пригрозил? Бабушке Тоне?! Плохо же ты знаешь меня да и ее, кажется, тоже.
— Я понял! Ты, наверно, сказал ей, что поспорил с матерью, и пообещал поделиться выигрышем.
— Да нет же, — сказал Надав. — Я ее просто убедил. Она была человеком логичным, не таким, как ты думаешь. И знаешь, что еще? Она разрешила мне помыться в обыкновенной ванне, а ты все рассуждаешь о ванне из какой-то сказки…
— И ты видел там ее свипер? — игнорировал я эту его провокацию.
— Чего?
— Ну, свипер, ее знаменитый пылесос?
— Ничего я там такого не видел!
— Как же так?! Как ты мог не увидеть? Свипер, ну, знаешь, такой огромный американский пылесос фирмы «Дженерал электрик», большой, как бочка, и весь сверкает хромом! С черными резиновыми колесами и со шлангом не меньше двух дюймов в сечении! Неужели твоя мама не рассказывала тебе о нем?
— Да, я вспоминаю… она действительно что-то такое упоминала… Кажется, она даже как-то раз попросила его у бабушки…
Это правда. Обе сестры, его мать и моя, несколько раз просили у бабушки одолжить им на время этот пылесос. «Ну что он стоит там без дела, в твоей ванной?! — говорили они. — Дай нам попользоваться». Но бабушка Тоня и тут произнесла свое заклинание: «Пока я жива, вы с меня никакого наследства не получите!»
— Значит, ты его так и не увидел?
— Да нет… Там были какие-то ящики, свертки и коробки, но такого большого, как ты описываешь, там и в помине не было. Я думаю, тебе мама слишком много сказок рассказывала в детстве.
Я понял, что этот разговор доставляет Надаву куда больше удовольствия, чем мне, и покинул поле боя.
Вернусь, однако, к той лежанке, она же ложе, которую приготовила мне бабушка. Несмотря на торжественность, так и гудящую между согласными и гласными этого слова, бабушкина лежанка была обыкновенной старой железной кроватью, чуть шире односпальной и много уже двуспальной, на пружинах и железных рейках которой были уложены в ряд три маленьких матраца из высохших водорослей.
В той же маленькой комнатке и на той же лежанке мне предстояло впоследствии спать еще много-много раз. Однажды, лет семнадцать спустя, — даже с некой американской девушкой по имени Авигайль, чей вклад в историю бабушкиного пылесоса, честно говоря, не был таким уж ценным. Но тогда, в свои пять-шесть лет, я всегда спал там один, а поскольку уже научился читать и писать, то листал перед сном старые подписки газеты «Давар для детей», сохранившиеся на дряхлой этажерке в той же комнатке с тех далеких времен, когда мама, ее сестра и братья сами еще были детьми.
В отличие от моих родителей, бабушка позволяла мне читать сколько угодно и не напоминала то и дело, что «пора тушить свет». Но зато она заставляла — и еще как заставляла! — вовремя просыпаться. «Вовремя» всегда означало у нее очень рано, и заставляла она всегда одинаково: в половине шестого утра входила в комнату, ни слова не сказав, бралась за угол среднего из трех матрацев и резко выдергивала его из-под меня. Застигнутый врасплох и еще не проснувшись, я падал на железные рейки и пружины и, потрясенный неожиданностью, открывал глаза. Тогда бабушка говорила:
— Ну, я вижу, ты уже проснулся, так, пожалуйста, вставай, я должна убираться.
А если я мешкал, добавляла свое: «Вставай, я сказала, хватит гнить в постели» .
Я вставал, умывался в «корыте» снаружи, а бабушка Тоня тем временем вносила в комнату ведро с водой и половую тряпку, настежь распахивала окна и ставни и начинала ежедневную уборку. Раз за разом мыть, раз за разом выжимать, раз за разом выливать, раз за разом проверять воду против света , пока она не станет совсем прозрачной и по-настоящему чистой, а бабушка — по-настоящему довольной. Только тогда она считала, что с уборкой покончено. Она в последний раз выжимала тряпку — с умом , как выжимают ее женщины, — и вешала сушиться на дедушкин особенный цитрус во дворе.
В истории Страны Израиля тысяча девятьсот тридцать шестой год известен как год, когда началось арабское восстание против англичан (его называли также «беспорядками» или «волнениями»). Но в тот год произошло еще несколько важных событий, историческое значение которых состояло в том, что они помогли наконец дяде Исаю осуществить план отмщения младшему брату. Об одном из этих событий я уже упоминал: в Нагалале снесли все временные бараки и палатки и вместо них построили первые жилые дома. Мошав и все его здания подсоединили к электрической сети, и об этом выдающемся достижении сообщили даже в той далекой американской еврейской газете, которую почитывал дядя Исай. Бабушка Тоня, кстати, воспользовалась прокладкой проводов, чтобы добавить еще несколько грошей к семейному бюджету, — она стала варить еду рабочим электрической компании.
Читать дальше