Эмилия Пардо Басан - Рассказы

При помощи своих черных винтовок и своры превосходных гончих мы охотились, каждая охота вызывала восторг, будто бы она была чудом. Один раз во время этих экскурсий мы забрели в Сан Леонсио. Нас вместе пригласила тетя сыновей градоначальника, благоразумнейшая дама, мать обворожительной девушки, которая очень нравилась Сантьяго. После долгих размышлений я склоняюсь к мысли о том, что страсть Сантьяго внесла свою лепту в те несчастья, что с ним произошли. Я вам скажу, почему.

Дело в том, что мы встретились в доме, где из-за того, что был праздник, было много прочих гостей: подруги девушки, влиятельные господа, близкие друзья матери. И я, человек, который никогда не считал сотрапезников, невольно, заходя в столовую, посмотрел на блюда. Нас было тринадцать!

Я ничего не сказал, с другой стороны, у меня не было никакого предчувствия. И потом, в середине трапезы, когда хозяйка дома объявила, смеясь: «Приветствую! Может, из-за простуды Хулии, которой она помешала придти, нас теперь двенадцать! Не бойтесь, господа, что никому здесь нет шестидесяти, больше, чем мне, во всяком случае, одного я выберу».

Что нам было делать? Мы также подхватили шутку, весело поднимали бокалы, чтобы опровергнуть зловещее предзнаменование. И был там один человек, который, весело хвастаясь, усмехаясь, сказал: «Это неправильно, есть нам, тринадцати, когда есть еда всего лишь для двенадцати человек».

Следующим утром мы сели в поезд и отправились охотиться. Поездка казалось восхитительной. Погода, как в середине сентября, была теплой и приятной. Каждый вечер наши сумки были полны добычи, и мы узнали, что дичь движется по горам, и первая облава обещала нам богатую добычу, чему мы очень обрадовались… Мы решили, что эта охота состоится утром в среду и, как только мы расправились с хлебцами и шоколадом, мы оседлали наших лошадок, которые ждали нас у двери, среди черных ружей и своры шумящих, радующихся псов. Так как в моей памяти сохранились мельчайшие подробности того, что произошло в тот день, я помню необычайную ярость, с которой залаяли псы, увидел показавшуюся мне снаружи, опирающуюся на один из столпов, украшающих беседку, цыганку, смуглую, грязную, одетую в рванье.

Ей могло быть двадцать лет, если бы ее не портило то, что она была грязной, босоногой, если бы ее не уродовали спутанные космы, ее можно было бы назвать привлекательной, ее глаза сияли на лице желтоватым светом, будто темные алмазы, ее зубы были словно белые орешки, ее талия была тонка, как тростник. Лоскуты юбки едва прикрывали ее тонкие голые лодыжки, на ее шее была нитка украшений из стекла, перемешанная с бог весть какими амулетами.

Я сказал, что глаза ее блестели, это было правдой. Сияли они редкостным, странным, неописуемым образом. Они были похожи на глаза Сантьяго, который, повторю, был бледным белокурым юношей, в этот момент он встал на скамейку для верховой езды, на нем был причудливый плащ, сделанный из саморской накидки, с подкладкой из зеленого бархата, высокие кожаные брюки, которые подчеркивали прямые стройные ноги, он также выглядел статным и бравым.

И для Сантьяго рассказывал она свои истории, перемежая их редкими комплиментами, и ему она предлагал погадать. В тот момент, конечно, Сантьяго думал о милом личике своей невесты, и сравнение с цыганкой должно было вызвать отвращение к последней, хотя он был учтив по отношению ко всем женщинам, у него вырвалась фраза резкая и достаточно жестокая, роковая фраза… как я думаю.

— Что собираешь дать мне на счастье? — воскликнул Сантьяго — Для тебя все, что угодно! Ты была бы счастлива, девушка, если бы не была так безобразна и черна.

Цыганка не пошевелилась, но в ее глазах я заметила нечто вроде черной бездны, которое на мгновение разверзлась, он снова остановила свой взор на Сантьяго, который сидел на коне, и произнесла нарочито небрежно хриплым голосом:

— Не желаешь талисман на счастье, красавчик? Ну, тогда вот тебе проклятья: дай Бог, дай Бог чтобы ты пошел в горы и вернулся невредимым.

Я не знаю, как она произнесла это проклятье таким образом, что мы застыли, пораженные. Особенно Леонсио, который обожал своего брата, побледнел и угрожающе направился к цыганке. Собаки, которые хорошо угадывали настроение свои хозяев, начали яростно лаять. Одна из них вонзила зубы в голую ногу женщины, которая сразу же закричала. Этого было достаточно для Леонсио, и все мы, в особенности Сантьяго, забыли о проклятии, и все мы думали только о том, чтобы девушку-ведьму не растерзала свора. Мы держали собак, пока цыганка не скрылась из вида. Несомненно, она укрылась в надежном месте, но никто не знал, где.