Колум Маккэнн - И пусть вращается прекрасный мир

Независимо друг от друга мы писали новые пейзажи — наш пруд, зимородка, покой и тишину, качавшуюся в гамаке деревьев луну, алые штрихи птичьих перьев в листве. Мы слезли с наркоты. Мы занимались любовью. Все шло хорошо, просто превосходно — до самой поездки назад, в Манхэттен.

В комнате распустился голубоватый рассвет. Блейн лежал, словно выброшенный на берег кит, прямо поперек кровати. Невозможно добудиться. Скрипит зубами во сне. Блейн словно исхудал немного, скулы чересчур выдаются на лице, но некрасивым его не назвать: временами он по-прежнему напоминает мне игрока в поло.

Оставив его в кровати, я вышла на крыльцо. Солнце только готовилось показаться, но тепло уже отчасти высушило траву, намокшую под ночным дождем. По поверхности пруда легкой зыбью бежал ветерок. До меня едва слышно долетал гул шоссе в нескольких милях от нас, глухой стрекот автомобилей.

Через все небо исчезающей кокаиновой дорожкой протянулся одинокий след реактивного самолета.

Голова раскалывается, в горле сухо. Не сразу удалось сообразить, что два последних дня — наше путешествие в Манхэттен, унижение в «Максес», авария, ночной секс — случились на самом деле. В нашу тихую жизнь вновь вторгся прежний грохот.

Я повернулась к сараю, в котором Блейн спрятал вчера «понтиак». Мы совсем забыли про картины. Оставили мокнуть под дождем. Даже не подумали чем-то прикрыть их. Загубленные, они так и стояли у стены сарая, рядом со старыми колесами от телеги. Склонившись к ним, я бегло осмотрела руины. Целый год работы. Вода и краска, кровоточа, свободно стекали в траву. Рамы скоро потрескаются и выгнутся. Умопомрачительная ирония. Все труды напрасны. Тщательная грунтовка холстов. Выщипывание кистей. Месяцы и месяцы напряженной работы.

Стоит легонько подтолкнуть фургон — и смотри теперь, как жизнь утекает сквозь пальцы.

Я предоставила Блейна самому себе, ничего не стала говорить, провела весь день, избегая его. Гуляла под деревьями, обошла озеро, выбралась на забытую, пыльную дорогу. Соберите вокруг себя все то, что любите, думала я, и приготовьтесь все потерять. Посидела под деревом, обрывая с его ствола корни ползучих растений, — казалось, это самое полезное действие, на какое я теперь способна. Той ночью я отправилась в постель, пока Блейн оглядывал пруд, слизывая последние остатки кокаина со дна своего пакетика.

На следующее утро, вновь найдя холсты у стены сарая, я направилась пешком в сторону города. На определенном этапе каждая мелочь начинает казаться знамением свыше. Не пройдя и полпути, я увидела, как с груды старых автомобильных аккумуляторов ввысь вспорхнула стайка скворцов.

«Охотничья удача» стояла в самом конце Мейн-стрит, в тени церковной колокольни. Рядом выстроились грузовички-пикапы с пустыми оружейными стойками в окнах. Перед церковью стояло несколько семейных автомобилей. У порога кафе из потрескавшегося асфальта выбивались пучки травы. Брякнул колокольчик. Посетители развернулись на своих табуретах, чтобы оглядеть меня. Сегодня их что-то больше обычного. Бейсбольные кепки, сигаретный дым. Местные бездельники быстро отвернулись и, сгрудившись теснее, продолжили прерванный моим появлением разговор. Меня это не обеспокоило. Они никогда не тратили на меня много времени.

Я заняла одну из красных кабинок под настенной росписью, изображавшей полет утиного клина, издалека улыбнулась официантке, но та не махнула в ответ. По столу разбросаны пакетики с сахаром, соломинки и салфетки. Я насухо протерла пластиковую поверхность, соорудила пирамидку из зубочисток.

Мужики на табуретах шумели вовсю, явно чем-то взвинченные, но я не могла разобрать, о чем идет речь. На миг меня объял ужас: может, они как-то узнали об аварии? Но это казалось выходящим за пределы логики.

Успокойся. Сиди тихо. Позавтракай. Смотри, как мир проносится мимо.

Наконец официантка улучила минутку, бросила на столик меню и поставила передо мной чашку кофе, даже не поинтересовавшись, хочу ли я его. Обыкновенно в ее облике сквозила патентованная усталость, но сегодня она бодро поспешила назад, чтобы вновь угнездиться в мужской компании.

На ободке белой кофейной кружки темнели неотмытые потеки, и я отскребла их бумажной салфеткой. Рядом на полу валялась газета, свернутая и заляпанная яичным желтком. «Нью-Йорк таймс». Вот уже с год, наверное, я не просматривала газет. В лачуге у нас имелся приемник с расшатанной ручкой настройки, который мы иногда включали, желая узнать, что творится в окружающем мире. Толчок ноги — и газета отправилась под сиденье напротив. Авария и последовавшая за ней утрата всех наших картин вовсе отбили у меня охоту следить за новостями. Целый год работы коту под хвост. Интересно, что может произойти, когда катастрофу обнаружит Блейн. Мне виделось, как, взъерошенный и полуголый, он поднимается с постели, почесывается, привычным мужским жестом наводит порядок в паху, выбирается наружу и смотрит на сарай, трясет головой, чтобы проснуться окончательно, бежит по высокой траве, которая смыкается за ним вслед.