Игорь Удачин - Ковчег

— Я почти ничего не запомнил, — печально пробормотал Занудин, — так… какие-то обрывки…

— Это уже не мое дело, — ответил Абрикос. — Скажу только вот что, и выслушай меня внимательно, а потом мы расстанемся. В этом мире всегда находится место исключительному. Природа, Сила, Бог, Высшее Самосознание, Жизненный Принцип Вселенной, Бытие — словесная оболочка не меняет сути — порой может стать доступным для кого-то. И сознание узнает все, что когда-либо происходило. Ибо ничто не случайно и ничто не исчезает навсегда. Один ответ на все вопросы — переход. Тебе открылась Анфилада Жизней. Она и есть Переход. Меняются формы и образы, и каждая форма/образ отделена от другой формы/образа завесой тьмы. Завеса тьмы призвана обновлять сознание и возвращать ему девственность механизма познания. И лишь в исключительном случае — особо исключительном! — завесы поднимаются разом и сознанию открывается дар увидеть всю пройденную им Анфиладу, от самого начала до самого конца… Хотя что есть Начало?.. И что есть Конец?.. А теперь прощай.

Удивительная сила с неописуемой скоростью закружила Занудина, превращая в белесый вихрь все вокруг, и как ваньку-встаньку внезапно подкинула на ноги. Первое ощущение — боль ушла. Занудин зашатался, но устоял. Оглядевшись, он понял, что снова находится в светлой палате, у постели Занудина-маленького. Над головой мигала люминесцентная лампа дневного света. Ангел-хранитель — если только не притворялся — спал безмятежным сном.

У-уф! — выдохнул проникнутый чувством грандиозного ошеломления Занудин и, ступая на цыпочках, направился к выходу.

«Наверное, то же чувствует мотылек, — предавался подспудно пугающим, но вместе с тем необъяснимо сладосмысленным раздумьям Занудин. — Да, тот самый мотылек, что летит на огонь, и обратного пути для которого нет… Впрочем, что он может чувствовать?.. Смешно представить! Никчемная крылатая букашка…»

Занудин был сам не свой. Теперь-то понятно — не стоило засиживаться допоздна с дядюшкой Ноем у камина!.. Он уже и в общих чертах не помнил, о чем, — но слово за слово завязался неторопливый и как будто бы доверительный разговор. Старик, лукаво щурясь, потягивал свой вечерний косячок. Занудин сдуру тоже угостился парой-тройкой ядреных затяжек. С тех пор голова и пошла кругом!

К себе Занудин возвращался с желанием уснуть. Зайдя в номер и опустившись на кровать, он сразу словно куда-то провалился — в этакую безконтурную полуреальность и уютное полубезвременье, — но острота восприятия при этом совершенно не притуплялась. Спать снова не хотелось, и что только за мысли не роились в голове — как много их было! Каждая, самая мизерная, не терпела к себе невнимания. Занудин систематизировал их, делил по категориям, представлял в форме кирпичиков в нескончаемой стене и в виде корабликов в безбрежном океане, играл с ними словно с детьми… Если бы не стариковская «дурман-трава», Занудин и в жизнь не представил бы, что способен на столь прилежное обмозговывание подобной навороченной чуши!..

«Никчемная крылатая букашка…»

«А ведь некоторые выдумщики от науки склоняются к мнению, что мотыльки не видят огня. Да-да, отлично различают все остальное в самую темную-претемную ночь — а огня не видят. Поэтому их и притягивает это загадочное НИЧТО! Вроде того, как звезды и целые галактики засасывает черная дыра, или как человека, стоящего на краю пропасти, мучительно подмывает сделать один-единственный шаг в непроглядную неизвестность…»

Занудин встрепенулся. Сузил глаза, нацеливая взгляд. По оконному стеклу, задиристо чокаясь брюшком с собственным отражением, как неприкаянный метался мотылек. То высоко подлетая, то как альпинист срываясь на невидимой страховке до самого подоконника. Вот он, маленький виновник, запустивший случайную проекцию на его размышления…

Поднявшись с кровати, Занудин прошел через комнату, разместился на подоконнике, подобрал ноги. Тыча пальцем, стал чинить мотыльку препятствия. Бедному насекомому это явно не нравилось, и мотылек еще сильнее заколотил крылышками. За окном чернела бездыханная ночь. Растревоженные мысли казались теперь не такими мелкими и разрозненными. Они будто удобрились, потучнели, набрались коварства. В душу закрадывались дурные предчувствия.

Стоило Занудину отвлечься всего на миг — и мотылек пропал. Без него — вот глупость! — сделалось одиноко. В уголке Занудинского рта подрагивала дымящаяся сигарета. Конечно же, Занудин и не заметил, как глупый мотылек, полный самозабвенного любопытства, подлетел к раздувающемуся под коркой табачного тлена огоньку и, опалив крылья, шипя спланировал вниз. Там, на полу, неуверенно ползал он теперь, как две капли воды похожий на отравленного, при последнем издыхании, таракана…