Роман Солнцев - Двойник с печальными глазами

— Опять пил?

Я покачал головой. Неприятно стало мне почему-то. Хотя что с того, что некий Илья умеет подделывать и мой голос? Да черт с ним.

— У тебя все хорошо? — спросил я у Нины Матвеевны.

— О да! — Бывшая жена торжественно выпрямилась, как артистка Ермолова на портрете Серова. — А у тебя?

— И у меня, — ответил я.

— Я рада. — Гостья оглядела квартиру. Пол был довольно чист, на форточках над батареями не сохли безобразно рубашки и полотенца, на стульях не висели носки. — Ну, до свидания.

— До свидания.

А тебе, таинственный пересмешник, хотел бы сказать: прощай.

И в самом деле, с год я его не видел и не слышал.

Наступил 1989-й. Грянули митинги с мегафонами, развернулись толпы с транспарантами, с призывами вернуться к истинно ленинскому учению, искаженному культом личности Сталина и эпохой застоя. На стенах подъездов, на заборах, на столбах сначала несмело, а потом более дерзко зашелестели, засверкали листовки, размашистыми метровыми буквами самого разного цвета шагнули в наше сознание имена новых лидеров.

И черт же меня дернул в эти восторженные и жутковатые дни (а вдруг это как в Китае: «Пусть расцветают все цветы», а потом раз — и серпом?!) согласиться на веселое предложение коллег попробовать себя на политическом поприще.

Мои друзья вопили, обкуривая сигаретами «Прима»:

— Ты, блин, одинок, ты умный, ты не коммунист, но и в тюрьме не сидел, говорить умеешь… давай! — И я высунул язык, как повесившийся на веревке, — согласился.

Иногда бывал дураковат…

На собрании в экспедиции за меня проголосовали единогласно (впрочем, не обольщаюсь — в ту пору мы еще только так и умели голосовать — единогласно!), и я был включен в какие-то длинные списки. И немедленно стал ездить с другими кандидатами по городу, встречаться с людьми в школах, клубах, больницах.

Если еще недавно мне и в голову не могло прийти, что кто-то помимо геологов знает меня на свете, то теперь в областной газете напечатали письмо за подписью некоего Н. Казакова, который сообщал, что я запойный пьяница, что моя жена не выдержала, ушла, что не такие депутаты нужны народу в новом Верховном Совете. Но поскольку я действительно «не состоял», «не участвовал», да и не особенно призывал голосовать за себя, а больше веселил народ анекдотами про дураков чиновников, то каким-то чудом проскочил во второй тур.

Моим единственным противником оказался, конечно, коммунист, рабочий, член горкома по фамилии Коноваленко. Везде на улицах появились его красивые портреты. И даже в автобусах, на стеклах и на дверях. Мои же бледно-фиолетовые фотоснимки, отпечатанные в камералке привычным в геологии дешевым аммиачным способом, были перечеркнуты или замараны.

С Петром Ивановичем Коноваленко я в первый и последний раз увиделся лицом к лицу на студии телевидения, в передаче, которая так и называлась: «Лицом к лицу». Крупный, с лохматыми, как у Брежнева, бровями, выше меня дядька с красным флажочком на лацкане пиджака снисходительно кивнул мне и отвернулся к своей группе поддержки.

Машинально глянув в ту же сторону, я был изумлен тем, что среди «коноваленковских» парней стоит с бесстрастным видом мой давний знакомый, Илья Лазарев, — в нарядной украинской сорочке с пояском, как танцор-казачок. Поймав мой взгляд, он как бы затмился лицом, дернул щеточкой усов и, помедлив, едва заметно подмигнул. А поскольку я продолжал тупо смотреть на него, он, стрельнув глазами на Коноваленко, поднял большой палец: мол, он победит, увидишь.

Почему-то мне было неприятно появление здесь сексота. Но что же делать… Я собрался с мыслями. У меня группа поддержки крохотная — двое дружков с гитарой из экспедиции да старая геологиня Евгения Николаевна, помнящая много цитат — от Сократа до Горбачева. Но чем они могли помочь в быстродвижущейся передаче? Я старался отвечать сам на любые вопросы как можно легче, с улыбочкой, я же понимал — только так могу противостоять самоуверенному и массивному, как танк, жующему слова, как корова капусту, передовому рабочему Петру Ивановичу Коноваленко. И надо же, как ни странно, я не провалился, телефонные звонки зрителей (тогда впервые разрешили эту форму общения) показали: народ разделился 50 на 50.

Это потрясло сторонников Коноваленко: они были уверены, что затопчут меня. Илья Лазарев ушел, затянув потуже сверкающий поясок и хмурясь. А я со сладким страхом подумал: неужто на выборах одержу победу? И что мне потом делать?