Андрей Мелехов - Mon Agent или История забывшего прошлое шпиона

Автор ещё не встречал человека, которому бы не нравилась английская сельская местность — знаменитый british countryside. Бесконечную череду ярко-зелёных пастбищ с мирно пасущимися на них ухоженными коровами, овцами и хорошо одетыми фермерами прерывают лишь игрушечные здания ферм, дворянских поместий и средневековых замков, стоящих в окружении многовековых дубов. Конечно, можно было бы сказать, что Англии безусловно повезло. Ведь в последние триста лет её не опустошали эпидемии чумы и оспы. Армия Наполеона так и не добралась до фамильных особняков. Её города, деревни и просто холмы, мосты и колодцы не пришлось защищать от наступающих танковых колонн Гитлера. Фермеров-англичан никто не загонял под страхом смерти в колхозы и не раскулачивал, расстреливая или ссылая целыми семьями в Сибирь. Но правдой было и то, что сельские жители Альбиона были честными, работящими и помнящими свою историю людьми. Поэтому сюда и тянуло туристов. Поэтому им выплачивались правительственные субсидии. Ни промышленные революции, ни рост городов, ни груды сжигаемых коровьих туш во время эпидемии ящура не смогли изменить всё ту же пасторальную, манящую к себе своим здоровым консерватизмом действительность британского фермерства.

Спустя час после того, как они покинули пределы Лондона — сначала по уже известной нам автотрассе, а потом по узкой просёлочной дороге, петляющей среди низких изгородей, — Профессор и рыжий англичанин добрались до цели своего путешествия. Ею оказалась очередная симпатичная ферма из тёмно-красного кирпича, построенная во времена королевы Виктории. Как и многое другое в Объединённом Королевстве, ферма видала лучшие времена и нуждалась в серьёзном ремонте. Но окружавшие её поля и рощи — из которых то и дело появлялись то олень, то лиса, то фазан — заставляли забыть и с трудом работающую сантехнику, и дождливые дни, и оконные рамы, способные стать причиной смерти обитателей дома в более холодном и менее щадящем климате.

— Насколько вероятно появление гостей? — на своём слишком правильном английском спросил тот, кого мы решили называть Профессором.

— Я бы сказал, подобная вероятность крайне низка, сэр! — спокойно ответил Рыжий. — По счастью, домовладельцы отправились к родственникам в Австралию. Два месяца им понадобятся на то, чтобы начать относиться к местным котам не как к домашним животным, а как к хищникам и злейшим врагам птиц и мелких зверей. Ещё два — на то, чтобы научиться уничтожать их всеми известными способами. С месяц гостеприимные хозяева не дадут им уехать даже после того, как наши фермеры, наконец, поймут, что предков их родственников когда-то сослали в страну сумчатых как раз потому, что в Англии живётся не хуже, а лучше!

Действительно, ферма была предусмотрительно арендована несколько месяцев назад якобы для проведения загородных семинаров учёных и бизнесменов. Пара таких семинаров и в самом деле состоялась. Рыжий сумел очаровать престарелых хозяев, решивших не восстанавливать коровье поголовье после гибели несчастных животных под дулами армейских огнемётов во время недавней эпидемии, а просто уйти на пенсию. Ещё более его характерный акцент выпускника дорогой школы и часто свойственное англичанам тонкое чувство юмора очаровали дочку хозяев, имевшую в жизни планы, значительно отличавшиеся от традиционного семейного бизнеса — выращивания крупного рогатого скота в индустриальных масштабах.

— Если, конечно, наши коллеги по бизнесу не будут более пытаться воспроизвести сцены английской охоты с применением автоматического оружия, — с лёгкой иронией продолжил Рыжий, — и использовать часовню в качестве минарета для объявления пятничной молитвы!

— Не будут! — с солдатской твёрдостью, неожиданной для его совсем не брутального вида ответил Профессор. — И да будет Аллах мне свидетель!

Рыжему не довелось знавать Профессора двадцать лет назад, когда тот — молодой, с горящими священной ненавистью к неверным глазами и с неизменным короткоствольным «Калашниковым» в руках (советские военные называли такую модель «Чебурашкой») — был полевым командиром в Афганистане. Зато он достаточно слышал об отпрыске богатой арабской семьи, чтобы не иметь никаких сомнений в том, что тот мог навести порядок не только среди десятка террористов, но и на всём Ближнем Востоке, в Центральной Азии и половине Африки вместе взятых. Сам Рыжий являлся одним из тех людей, о которых было трудно сказать: то ли его с самого начала неправильно зачали родители, то ли сборочный конвейер общества в виде системы образования и воспитания дал сбой и к нормальному телу приладили не совсем нормальную голову. С одной стороны, Рыжий, которому было слегка за тридцать, гордился аристократическим происхождением и своими предками. Последние когда-то вырезали не одну тысячу аборигенов, покоряя для Британской Империи очередной лакомый закуток планеты во имя короны и быстро растущего английского промышленного капитала. Они честно лезли через колючую проволоку на пулемёты своих близких родственников-тевтонов в Первую Мировую войну и высаживались на покрытый трупами берег Нормандии во время войны второй. Правда, портреты предков недавно пошли с молотка вместе с Лондонским домом — последним крупным активом когда-то довольно могущественного семейства. Сам Рыжий, который даже в достаточно зрелом возрасте так ещё до конца и не определился со своей сексуальной ориентацией, всегда испытывал к армии инстинктивное отвращение. Он не стал тратить жизнь на стояние с деревянным лицом под Букингемским дворцом в нелепой медвежьей шапке и негнущихся ботинках, а также на манёвры в дождливой Шотландии и войну в жарком Ираке. Зато он обладал даром прирождённого учёного и достиг немалых успехов в избранной области знания — генетике. Немалых, но, по его мнению, недостаточных. Как известно, у нормального человека чувство зависти к успехам других или ощущение нереализованности самого себя обычно проявляется в ещё большем стремлении добиться цели своими трудом и талантом. Но, как уже было сказано, не всё в голове Рыжего было собрано так же точно и аккуратно, как, скажем, в японской видеокамере или немецкой автомашине. В один прекрасный день перегорел первый проводок и он начал ненавидеть своих родителей, которые никогда не делали ему ничего плохого. Разве что успешно потратили остатки семейных капиталов. Затем он начал ненавидеть педерастов, которые, опять же, ещё не смогли или не успели причинить ему какого-либо вреда. Не исключено, впрочем, что успешный генетик никак не мог понять, а не относится ли к ним и он сам. Лет в двадцать дал сбой ещё один микрочип и Рыжий вдруг решил, что главным препятствием на его научном и жизненном пути является нация избранных.