Андрей Мелехов - Mon Agent или История забывшего прошлое шпиона

Она допила заказанный ею бокал шампанского и, поднявшись с высокого стула, как ни в чём не бывало сказала:

— Что ж, мне пора!

Снежная Королева, которая хотела бы провести с новой подругой как можно больше времени, лишь посмотрела на неё широко открытыми и полными отчаяния глазами. Казалось, загадочная красавица поняла её мысли. Она нагнулась к её уху и жарко прошептала, перейдя на иврит:

— Он таков как есть! Его нельзя удержать в руках — как и огонь! Но всё равно: береги его! Береги для всех нас!

Когда ошарашенная Королева через несколько секунд оглянулась, чтобы ещё раз увидеть чудесную и странную незнакомку, так много знавшую о ней и об Агенте, она не смогла найти её в толпе посетителей. Такой — растерянной, с полуоткрытыми губами человека, не успевшего договорить фразу, — её и сфотографировал Полковник.

Неожиданно в противоположное от Полковника тонированное окно фургона тихонько постучали. Он повернул голову и в ужасе вздрогнул: там стояла вызвавшая его восторг женщина и делала знак опустить стекло. Когда он повиновался, она тихо и чуть насмешливо сказала на прекрасном русском языке:

— Ребята, обычно я плохо выхожу на фотографиях!

Улыбнувшись васильковыми глазами, она с сочувствием посмотрела на Хлорофоса, помахала ладошкой и исчезла. Полковник мог поклясться, что когда-то уже слышал этот голос. И что было это несколько лет назад в далёкой стране Анголе. Тогда голос доносился из сотового телефона бесследно пропавшего сотрудника местной резидентуры Главного Разведывательного Управления. Женщина эта была любовницей Аналитика. Раздался странный звук: это пытался совладать с собой покрытый липким потом и умирающий от страха Хлорофос. Судя по его сумасшедшим глазам, он тоже встречал женщину с пшеничными волосами. И произошло это при не самых обычных обстоятельствах. Почему-то стало ясно, что фотоплёнка действительно окажется засвеченной.

После недели лишённого привычных удобств прозябания в космосе Великий Князь Тьмы, Повелитель Зла и Враг рода человеческого решил оставить на время лагерь у пределов райской планеты для принятия горячего душа и внезапной инспекции Геенны Огненной. С одной стороны, начало штурма приходилось откладывать из-за отставших колонн снабжения. С другой — всегда полезно нежданно явиться к своим оставленным на хозяйстве жёнам и министрам. Как правило, во время таких внезапных появлений хоть кто-то да попадался. Последнее могло выражаться в меньшей интенсивности экзекуций для грешников, признаках зреющих в его отсутствие заговоров и не успевших смыться из гарема любовниках. Сатана в таких случаях не стеснялся с карами, но помогало это ненадолго: видимо, гнусная природа обитателей Ада просто не предусматривала неизменной лояльности верховному подонку вселенной.

Вот и в этот раз, переносясь на Пузырь (так фамильярно прозвали свою несуразную планету жители Геенны), Люцифер был угрюм и настроен на худшее. Но против ожиданий, когда он без объявлений явился посреди ночи к Лилит, то обнаружил её не в очередной замысловатой и компрометирующей позе с каким-нибудь грешником или человекоподобной нечистью. Против ожиданий, покровительница всех шлюх мирно спала в огромной, похожей на боксёрский ринг постели, застеленной звериными шкурами. «Уж не стареешь ли ты, моя жгучая семитка?» — с незлой иронией подумал Сатана. Пройдя по остальным частям гарема, Князь Тьмы удивился, не найдя никаких признаков несанкционированного блуда своих жён и наложниц. То ли неспокойное военное время, то ли расположение звёзд притупили неуёмную страсть адской камарильи к интригам и разврату. Всё спало в логове Зверя. Не спал лишь он сам. Явившись внезапно в Тайную канцелярию Нергала, Сатана вновь подивился верности слуг. Начальник службы безопасности Ада и ночью продолжал допросы подозреваемых в покушении, терзая их с помощью испытанного арсенала пыток.

После неудачного покушения на лидера Преисподней Нергал, пытаясь отмыть свою запятнанную репутацию, развернул активную деятельность по поиску злоумышленников. Поначалу волны ищеек и информаторов, хлынувшие в кварталы столицы и иных городов Ада, как клопы на кровать пьяного студента, разбились о полное отсутствие каких-либо признаков серьёзной антигосударственной деятельности. Обычные подозреваемые — революционеры, лжепророки и прочие честолюбцы, — разумеется, как всегда, не переставали плести сети заговоров. Но сия активность никоим образом не выходила за рамки обычного. В конце концов, ещё ни один властитель в истории как человеческой, так и потусторонней, не лёг вечером (или утром) в постель без того, чтобы не подумать опасливо о своих конкурентах. Кстати говоря, попытки полностью уничтожить оппозицию во всех случаях приводили лишь к тому, что на смену врагам знакомым — зажравшимся и хоть как-то предсказуемым — из тёмных глубин плебса выползали не знающие страха, правил и стыда голодные отморозки вроде Гитлера, Троцкого или Саддама. Гораздо проще знать, что где-нибудь в хорошем кабаке тебя лениво поливает грязью цивилизованный оппонент-неудачник, чем бояться, что из далёкой неизвестности приедет куча сумасшедших и безжалостных бандитов в опломбированном вагоне и молча вырежет и оппонента, и его семью, и тебя самого. Поэтому, когда первое прочёсывание адской политической кухни не выявило незнакомых тараканов, Нергалу пришла в голову счастливая мысль посмотреть в местах гораздо менее очевидных. К подобным, в частности, относились и прохристианские круги грешников, лелеявших маниакальные мечты о прощении и переводе в единственно святую юрисдикцию. Эти, кстати, всегда представляли собою наиболее безобидную группу возможных диссидентов. Все христианские общины, пережившие начальные гонения римских императоров, никогда и нигде не проявляли ни малейшего желания выступать против верховной власти, какой бы гнусной, антигуманной и бесстыжей она ни была. Ничем в этом плане не отличалась и община христианских грешников, упокоившихся в Аду. Тем более что и сам Сатана давал им гораздо меньше поводов для раздражения, чем когда-то языческая власть Римской Империи или более поздние безбожники вроде Сталина или Пол Пота. Князь Тьмы был умным, злобным, коварным и абсолютно бесстыжим правителем. В то же время, следуя древним примерам многих земных властителей, он был, что называется, толерантным. Ему было всё равно, кому предпочитали поклоняться грешники в свободное от мучений время. Не обижался он и на тех, у кого любовь к тому или иному божеству порою означала прежде всего ненависть к нему самому. Вот и сейчас, появившись в камере пыток, он с философским спокойствием слушал обличения очередного мученика. Мученик сей когда-то был удивительно набожным христианином, в какой-то момент решившим, что укрощать свою похоть нужно не регулярными занятиями сексом или запрещённой Ветхим Заветом мастурбацией, а убиением пышногрудых дев-искусительниц с помощью обернутого старыми трусами альпинистского молотка. Естественно, более нормальные члены общества неизбежно положили конец этой противоправной и совсем не богоугодной деятельности. Перед тем как набожный маньяк был предан смертной казни, он всё же глубоко раскаялся, но это не помогло ни родственникам зверски убитых жертв, ни ему самому. Поэтому ревнитель веры и был без колебаний откомандирован Гавриилом прямиком в Ад, где наказанием ему определили быть регулярно битым всё тем же завёрнутым в несвежее бельё предметом по, прямо скажем, туповатой башке. В настоящий момент он испытывал немалый дискомфорт, будучи подвешенным за столь смущавший его при жизни хрящевой отросток. Чтобы отвлечь его от боли в органе, более не способном стать детородным, пара чёрных ангелов в кожаных масках с металлическими шипами размеренно полосовали его плётками из раскалённых в печи цепей с крючьями на концах. Бывший серийный убийца извивался от боли и выкрикивал слова Откровения: «А диавол, прельщавший их, ввержен в озеро огненное и серное, где зверь и лжепророк, и будут мучиться день и ночь во веки веков!» Сатана поморщился от запаха палёной шерсти, в изобилии покрывавшей злодея, неправильно трактовавшего учение Назаретянина, и насмешливо продолжил цитировать Писание: