Валерий Буланников: Рассказы

— Кто-то колдует, батюшка. Ведь деревенские считают, что как сказала бабка, так и есть истинно. Может, кто-то из бабок и сказал, что вот так, со скрепкой, дескать, чтоб скрепить, надо имена на настоящее поминание подавать. Столько суеверий и путаницы, батюшка!

Отец Владимир долго не отводил глаза от записки, потом поглядел на матушку, покачал медленно головой, откашлялся и сказал лишь: «Странно». Матушка, взглянув на него, быстро скомкала записку и сунула в карман подрясника. Почему он так сказал? Может, объяснение происшедшего его не удовлетворило, показалось непонятным? А может — несерьезным? Матушка пожала в ответ плечами. Повернувшись, отец Владимир почти неслышно удалился в алтарь, из которого в тот день не выходил так долго, что пришлось трапезничать без него.

Он появился только около полудня, вошел в трапезную, прочитал шепотом молитвы, перекрестил уже давно остывшие лапшу с грибами и картошку. На предложение подогреть лапшу он мотнул головой и начал медленно есть, неподвижно глядя на идеально белую скатерть на столе. Покончив с супом и картошкой, он попросил дежурную послушницу принести кипятку и чашку с пакетиком зеленого чая. Когда чашка оказалась перед ним, он потянулся за чайником с кипятком, но — то ли он неудачно перехватил, то ли был слишком задумчив и рассеян — чайник выскользнул из некрепких пальцев, ударился о край чашки и перевернулся. Кипяток хлынул из-под отскочившей крышки на белую скатерть и мелким, но быстрым ручейком полился на подрясник батюшки. Он вскочил из-за стола, задев его, отчего из чайника выкатилась вторая волна кипятка и полилась маленьким водопадиком уже на брюки и туфли. Послушница Наталья, подававшая чай, стояла соляным серым столпом и смотрела на чайник.

— Чего уставилась? Полотенце! — вскричал батюшка, начал лихорадочно рукавом стирать воду с подрясника, выгибаясь и притопывая.

Он толкнул стул и выскочил из-за стола, что-то шипя и все сильнее взмахивая рукой, словно с чем-то или кем-то борясь, отталкивая, пытаясь отбиться. Схватив поданное полотенце, он стал истово тереть подрясник, потом брюки, потом промокший рукав. Потрудившись с минуту, он скомкал полотенце, бросил его на стол, повернулся и было уже собирался выйти из трапезной, как, взглянув на все еще неподвижно-испуганную послушницу, сказал:

— У вас такое часто случается?

Послушница смотрела на него и даже не пыталась ответить — в ее глазах отсутствовал малейший след мыслительной деятельности.

— Ну что ты как жена Лотова онемела? Не на Содом же оглянулась, а на православного священника смотришь! — Батюшкин несильный глуховатый голос подобрался к верхним нотам. — Часто?

— Не знаю, — выдавила послушница, — я только месяц здесь.

— Это видно, даже чайник подать не можешь. А в храме ты за свечным ящиком записки не принимала?

— Несколько раз матушка благословляла в храме помогать.

— А записки что?

— И записки принимала.

— Скрепки часто прикалывают к ним?

— Скрепки? — Глаза послушницы испуганно и недоуменно смотрели на отца Владимира. — Как это?

— Просто — прокалывают бумагу над крестом и подают.

— У нас только те подают, кому матушка благословит, а так — не знаю, — с трудом, все еще не отрывая взгляд от батюшки, проговорила Наталья.

Нелепость ответа была очевидна. Отец Владимир понял, что так ничего не узнаешь, махнул рукой и вышел из трапезной. Уехал он тут же, не подойдя, по обычаю, к матушке Сергии.

О происшедшем, смущаясь и сбиваясь, прибежавшая и запыхавшаяся Наталья поведала ей немедленно. Матушка, не перебивая, выслушала поток звуков из ахов и охов и посмотрела на еще открытые монастырские ворота — облачко пыли, поднятое машиной батюшки, неподвижно висело в летнем теплом воздухе. Она благословила послушницу и пошла в свою келью читать канон мученикам Киприану и Устинии.

Все тогда разрешилось благополучно — через два дня отец Владимир позвонил и попросил ее забыть о происшедшем, назвав его недоразумением. «Видимо, бес попутал», — как-то даже буднично сказал он. «Да, да, батюшка, путает лукавый, ведь монастырь, всякое случается», — ответила матушка, мысленно перекрестившись.

После того происшествия отношения между ней и священником не особо укрепились, но и не разладились, тем более что ни скрепок, ни разлития кипятка больше не случалось. Образовавшееся равновесие в отношениях было пусть и шаткой, но достаточной основой для монастырского спокойствия, тишины и благополучия в течение всего прошедшего лета. И вот на тебе — проверка! Может, это все-таки не с тем июньским происшествием, а с паломниками связано? Ведь сколько их было за лето и из райцентра и из области, и всем ведь не угодишь! Нет, и раньше всякий шепот и шелест бывали, ну, мелкая и средняя рябь, не больше последней, до владыки доходили, но чтоб вот так! А если это — слухи?..