Валерий Буланников: Рассказы

Ответа не было. Был только он, и там, в таинственном зазеркалье, в простирающемся куда-то вдаль узком колодце пространства, — тоже. Снова он занимал больше места, чем хотел, куда-то прорастал, кому-то мешал, кого-то отталкивал. Может, он и вправду не задевал никакого зеркала, а все было умело, мастерски подстроено. Это не он вторгся в чужое пространство, это вторглись в его пространство. Он смотрел на себя и брезгливо поджимал губы. Морщинки становились с каждым годом все заметнее, все глубже, прорезая кожу под разными углами, скулы выпирали, из оттопыренных ушей некрасиво торчали седые волоски.

Какой ответ ему еще нужен?

Если он чего-то и хотел сейчас, стоя в очередной раз перед зеркалом и разглядывая свое мутноватое отражение, так это освободиться от себя. Чтобы ни места в пространстве, ни мыслей, ни вины… И почти не удивился, когда его отражение стало медленно бледнеть и таять, словно кто-то невидимый стирал его ластиком или тряпкой, — плечи, ноги, туловище… Словно морозец затягивал инеем стекло, скрывая за ним его невысокую фигуру, только лицо еще некоторое время бледнело в узком, как бы продышанном круге, — лоб, глаза, нос, подбородок…

Потом растворились и они.

Она долго отказывалась, но в конце концов согласилась. Не так уж это трудно — взять ручку и начать писать. Не так уж важно, кто это придумал, главное — что это работает. Слова имеют большую силу. Есть какая-то тайная связь между написанным словом и высшей инстанцией. Услышать могут не услышать, а вот бумага учитывается даже небесной канцелярией. В процессе писания информация отражается в сознании и уже оттуда, обретя в буквенных знаках необходимую полновесность, целенаправленно считывается наверху. Неисповедимы пути, но если ничто другое не помогает — ни свечки, ни молитвы, — то почему не попробовать и этот способ? В конце концов, ведь и это молитва или что-то вроде того. Разве не так же и с медициной: можно испытать все самые эффективные и проверенные средства и потом, отчаявшись, попробовать какое-нибудь нетрадиционное, что-нибудь вроде водки с маслом или настойку на керосине, и вдруг произойдет удивительное, похожее на чудо.

Текст (назовем это так) надо писать непременно вместе. Если один человек, это может не иметь результата, а если двое или даже трое, то письмо становится как бы коллективным посланием, и действенность его способна вырасти во много раз.

Мы садимся за кухонный стол, предварительно протерев его влажной тряпкой, так тщательно, чтобы даже самой маленькой крошки на нем не осталось, раскладываем белые тетрадочные листки в линейку и шариковые ручки с синей пастой.

Нельзя пренебрегать всеми этими мелочами, так как даже малейший пустяк может стать преградой на пути к намеченной цели. Чистота — непременное условие. Все должно быть стерильно — не только мысли, но и предметы, поскольку и они тоже вовлечены в духовный процесс, а это действительно духовный процесс, кто пробовал — знает. Словно святой дух стоит у тебя за спиной или витает над тобой и водит твоей рукой. Сначала вялая и нерешительная, она постепенно наливается непривычной тяжестью, потом вдруг появляются непринужденность и легкость, твердость и уверенность, душа воспаряет, и все твое существо проникается непоколебимой убежденностью, что все будет так, как ты хочешь. При условии, конечно, что твое желание бескорыстно и направлено на благое дело.

У нас оно, разумеется, благое. Если твой ближний живет как трава, и не просто как трава, а как сорная трава, то что тогда? Если человек не справляется с собой и опускается все ниже и ниже, если ничто уже не останавливает его — ни упреки, ни угрозы, ни усовещевание, — то что делать?

Кодировали его? Кодировали.

С работы выгоняли? Выгоняли.

В милицию приводили? Приводили.

В вытрезвитель забирали? Забирали.

Били? И это тоже.

А что мать? Свечки ставила? Ставила.

Молилась? Молилась.

Ругала? Да сколько раз!

И что толку?

Ничего не действует. Вроде одумается, возьмет себя в руки, на работу устроится — все вроде путем, самое время вздохнуть с облегчением, как вдруг раз… И снова по-прежнему: друзья-приятели, пьянство, загулы, непонятные женщины, увольнения, снова диван, бутылки, грусть-печаль…

Сколько раз мать ему: слабак, при такой жизни скоро совсем здоровья лишишься, тюрьма по тебе плачет… Однажды не выдержала и говорит: я даже молиться за тебя не могу.

Он тогда расплакался, как маленький мальчик. Трет глаза руками, а слезы так и льются по щекам, так и льются…