Мы замолчали. Он — потому что думал о своей Биби, а я — потому что она начинала действовать мне на нервы. Пусть мне еще не было двенадцати, но я ведь тоже человек!
— А почему вы просто не пошли на Хаммерштрассе? — спросил я наконец. — В смысле — без меня?
— Потому что это невозможно. — Он заморгал и моргал, пока, вероятно, не прогнал образ Биби, стоявший у него перед глазами, и не увидел снова меня. — Мертвые могут передвигаться в радиусе ста метров от входа. Если они отходят дальше, то совершенно теряют силы. И только при последнем выходе радиус неограничен.
— Но вы же ушли намного дальше!
— Я все поставил на одну карту. На тебя. Понимаешь, если живой хорошо относится к покойнику, подопечный к предшественнику, если он к нему очень хорошо относится, даже любит его, то он дает ему силу, так что покойник, пока есть это чувство, может уйти на многие километры от входа. Вероятно, ты все время хорошо ко мне относился.
— Вы мне понравились, — сказал я. — Вы мне и теперь нравитесь.
— Если женщина, — продолжил он, с улыбкой глядя на небо, — влюбляется в своего предшественника, она может дать ему столько сил, что он снова обретет кожу и кости. Руки и ноги. Плоть. Она может до него дотронуться. Они могут даже… Ну, ты понимаешь.
— Нет, — сказал я.
— Это должно быть ужасно, — господин Адамсон снова обращался к своим носкам, — если однажды, днем или ночью, женщина вдруг перестает его любить. Она же не знает, что он мертв и что без ее любви его не станет. В середине объятия он вдруг чувствует, как все телесное покидает его, и она тоже чувствует это, понимает, не понимая, и с криком мчится прочь.
— Мы найдем Биби, — сказал я. — Когда-нибудь вместе мы найдем ее.
Господин Адамсон с сомнением поглядел на меня.
— Надежда умирает последней, — пробормотал он. — Во всяком случае, если бы ты посреди Хаммерштрассе вдруг подумал бы: «Ох уж этот старый болтун, что я, собственно, делаю вместе с этим идиотом?» — то я прямо там, на том самом месте и упал бы без сил. Все. Конец. С этим ничего не поделаешь, тут не бывает помилования. Ты мог бы долго кричать: «Господин Адамсон, что мне сделать, я этого не хотел!» Но я лежал бы там, где упал, невидимая кучка, пятнышко, тень, которую может увидеть только еще один человек, который, подобно тебе, родился в момент моей смерти, и случайно оказался бы в Базеле, на Хаммерштрассе, и принял бы это лежащее нечто за пьяного или наркомана. Наверное, он испугался бы, увидев, как меня переезжает машина и никто из местных не обращает на это ни малейшего внимания. Вот как это было бы. На веки вечные и даже еще дольше я остался бы на этом моем последнем месте. Я видел бы, как ко мне подъезжает один автомобиль за другим. Мне не было бы больно. Но все равно мучительно. У тебя это всю жизнь так и стояло бы перед глазами.
— У меня? Как это?
— Ну, это просто так говорится, — ответил господин Адамсон. — У меня, конечно же у меня. Я только хочу тебе объяснить, как я рисковал и почему ты был мне так нужен. Вполне могло случиться, что ты возненавидел бы меня. Я подверг тебя опасности. Когда потолок подвала рушится тебе на голову, необязательно продолжать любить того, кто тебя сюда привел.
— У меня не было времени чувствовать что-то.
— Я не смог бы даже нажать на звонок двери в квартиру Биби. Не говоря уж о том, чтобы поднять чемодан. Ты мне помог. Спасибо тебе.
— Пожалуйста, — ответил я.
Я почувствовал, как во мне поднимается новая горячая волна любви. Она начиналась в животе, поднималась к груди и почти обжигала голову, так что казалось, голова расплавится. Наверное, у меня даже затылок покраснел.
Наступил вечер. Солнце, огненно-красный шар, закатилось за лес, над которым поднимались неподвижные столбы дыма, потому что ветра не было. Господин Адамсон встал.
— Мне пора, — сказал он.
Он махнул рукой на прощание, отвернулся и решительно направился к стене. Сзади, да еще в закатном свете, он был похож на консультанта фирмы «Юст», только без шляпы, или на человека, уходящего навсегда. Я не знаю, что на меня нашло: я тоже встал, схватил свою кость динозавра и побежал за ним. И в тот момент, когда господин Адамсон приготовился войти в стену, я вскочил в него. В его оболочку, в очертание его тела, окружившее меня со всех сторон. Внутри было прохладно, он был холодный, господин Адамсон, даже ледяной, и я двигался с его скоростью. Я пробыл в нем всего несколько мгновений — но этого хватило, чтобы вместе с ним преодолеть вход.
Читать дальше