Дмитрий Данилов - Черный и зеленый

— Знаете, Александр Александрович, в конце концов, это ваши проблемы. Мне-то, собственно, что?

— Александр Александрович, но ведь и мы часто вам навстречу идем. Как-то вы уж очень… Одни обвинения от вас. Если уж сказать откровенно, то никакой практической пользы ни «Измерение» ваше, ни таблицы нам не приносят.

— Не приносят? Ну и прекрасно. Что мы тогда мучаемся? Ни вам пользы, ни мне. Ни уму, ни сердцу. Надоело, честное слово. Надо просто это все прекратить раз и навсегда, и все.

Подъехал желто-бесцветный, издающий тихие стоны автобус. Из автобуса вышли люди. В автобус вошли люди. Бабка-кондукторша поковыляла к воротам фабрики за печеньем. На фабрике делали печенье, которое продавалось в будочке около ворот.

— Александр Александрович…

— Да уже говорено сто раз. Лыко да мочало… Все, хватит.

— Ну, как знаете.

Александр Александрович пошел к автобусу. Александр Александрович постоял немного, потом сложил листочки с зелеными каракулями пополам, сунул их в карман и тоже пошел к автобусу. Александр Александрович вошел в автобус и сел у окна, но не рядом с Александром Александровичем, а на другое сиденье. Александр Александрович оглянулся, а Александр Александрович, заметив это, отвернулся к окну. Это раньше они всегда ездили вместе, разговаривали и даже иногда пили пиво, но сейчас уже не так, какой-то все-таки разлад между ними произошел, и они сидели на разных сиденьях и смотрели в разные окна в разные стороны.

Вернулась кондукторша с пакетом печенья. «Гробы и печенье», — отрывисто подумал Александр Александрович. Кондукторша медленно продвигалась по салону и собирала плату за проезд. Печенье лежало на кожухе мотора, рядом с водительским местом. «И печенье тут тебе, и гробы», — нехотя подумал Александр Александрович.

Кондукторша завершила свой обход и взгромоздилась на кондукторское место. Закрылись двери, автобус развернулся, доказав тем самым, что это место — действительно круг, автобусный круг, а не какой-нибудь там прямо- или многоугольник, и поехал — сначала по узкой петляющей дороге, а потом по широкой и прямой.

Автобус катился по прямой, ровной, широкой — по три полосы в каждую сторону — дороге. Эту дорогу построили несколько лет назад, она была очень широкая и прямая, с разделительным газончиком, никаких пробок, и теперь стало очень удобно добираться до населенных пунктов, расположенных вдоль этой прямой шестиполосной ровной дороги.

Дети вдруг взяли и пошли в лес.

Обычно они целыми днями, вечерами и иногда (в каникулы или когда они просто не хотели или не могли идти в школу) утрами играли во дворе. Хотя это пространство перед девятиэтажным домом, где они играли, вряд ли можно назвать двором. Просто часть поверхности Земли, которая без какой-либо резкой границы переходила в огромный пустырь. Можно сказать, что двор был частью пустыря, или что двором было все это огромное поле, на котором, правда, в отличие от нормального поля, почти ничего не росло, кроме какой-то маловразумительной травы, которая росла клоками, оставляя коричневые проплешины. За пустырем виднелись еще дома, пятиэтажные, там располагался весь населенный пункт, к которому относился девятиэтажный дом, возле которого играли дети и в котором они жили. Так получилось, что девятиэтажный дом построили на отшибе. На этом пустыре хотели поначалу тоже что-то построить, то ли стадион, то ли дворец спорта, то ли аэродром. Но в результате построили только этот девятиэтажный дом, который теперь стоял на отшибе. Люди, жившие в девятиэтажном доме, любили выйти на балкон или просто облокотиться на подоконник и смотреть в сторону тех неказистых пятиэтажных зданий, составлявших ядро населенного пункта.

Там, среди пятиэтажных домов, было в общем-то так же замызганно и покинуто, но все же более уютно. По крайней мере так казалось издалека людям, живущим в девятиэтажном доме.

Обычно дети играли в разные игры.

Втыкали в каменистую землю перочинные ножички. Часто ножички втыкались в камни, летели искры, и ножички отскакивали своими острыми (тупыми) лезвиями в детей, которые с воем отпрыгивали в сторону, но ножички все-таки иногда попадали в детей, нанося им повреждения.

Играли в подобия спортивных игр. Играть в футбол было мучительно. На бугристом дворе не было ни одного вертикального объекта, который можно было бы использовать в качестве штанги футбольных ворот. Ни столбов, ни приспособлений, сваренных из труб, предназначенных для сушки белья. Такие приспособления есть почти в каждом дворе, а в этом не было. Поэтому приходилось просто бросать на землю всякое тряпье, камни или что-нибудь в этом роде, чтобы обозначить пространство, в которое надо было забивать голы. Но это не решало проблем. Если мяч не катился по земле, а летел по воздуху, трудно было определить, был гол или нет. Защищающаяся команда утверждала, что мяч пролетел мимо или попал в штангу, а нападающие орали, что гол был. Спорили, дрались. У них не было футбольной федерации или судейского комитета, поэтому результаты их матчей были совершенно бессмысленными.