Эндрю Уилсон - Любовь в отсутствие любви

— Почему?

— Не хочется портить. А еще потому, что мы сидим и смотрим друг на друга и боимся слово вымолвить.

— Почему боимся? Хотя… Пожалуй, нам обоим есть чего бояться.

Они успели поговорить о литературе, музыке, обсудили французов вообще и парижан в частности, уроки русского, не шпионка ли Агафья Михайловна. Моника старательно обходила все щекотливые темы. О Ричелдис и Белинде не было произнесено ни слова. Официанты сочувственно улыбались, словно понимали, что происходит между этими двумя. Оба, и Саймон и Моника, были взвинчены до предела. Еще не поздно все остановить. Еще остается шанс спастись. Перед ними стоит вкусная еда, и совершенно не обязательно переходить грань, можно остаться просто добрыми друзьями. Они шли по острию. Шли, замирая от страха, боясь оступиться, но… продолжали идти. Молчание становилось невыносимым.

Он отпил кофе. С другого края стола (а ему показалось, с другого края земли) раздались слова:

— И что же?

Пауза.

— Может, мы говорим о разных вещах, хотя, — торопливо добавила она, — я так не думаю. Мы весь вечер их не касались. Зачем начинать сейчас?

— Потому что мы любим друг друга, — просто ответил он и потянулся к ее руке, которая нервно теребила подсвечник на столе.

— Зачем ты это сказал?

— Затем, что это правда.

— И ты уверен, что это взаимно?

Он всмотрелся в ее лицо. Обычно оно было слегка настороженным, словно его обладательница боялась, что ей причинят боль. (Ричелдис как-то обмолвилась, что Моника ей напоминает набросок портрета Джейн Остин, сделанный сестрой писательницы Кассандрой.) Оно словно несло на себе печать легкого превосходства над окружающими. Острого язычка Моники многие побаивались. Но сейчас в насмешливых зеленых глазах плясали веселые чертенята, резковатые черты смягчились, а на губах играла счастливая улыбка. Он чувствовал, что и сам выглядит примерно так же, сбросив привычный налет цинизма и усталости. Наверно, такими счастливыми и невинными были лица Адама и Евы.

— …Ну… Не знаю. И вообще я пошутил. А ты меня просто дразнишь.

Она бросила на него взгляд, полный муки. Взгляд существа, с которого сдирают заживо кожу. Это длилось миг, не дольше. Словно очнувшись, она вздернула подбородок, посмотрела на него с привычной насмешливостью и… отняла руку.

— Зря мы сюда пришли, но, черт подери, я рада, что мы это сделали.

— Почему зря?

— Саймон, ты сам все прекрасно понимаешь. Нельзя влюбляться в мужа лучшей подруги. И муж лучшей подруги не должен позволять в него влюбляться. Бог мой, у нас уже могли быть внуки.

— Не понял…

— А что бы сказала твоя жена, увидь она нас сейчас? Ты только представь.

— Порадовалась бы, что мы встретились в этом городе.

— А если бы она знала то, что знаем мы?

— Она бы не поверила.

— Я бы на ее месте тоже.

Саймон отпил вина и, помолчав, спросил:

— Ты когда-нибудь задумывалась о смерти?

— Разумеется.

— А я нет. А вот две недели назад почему-то задумался. После Фонтенбло. Я вдруг испугался, что мне и вспомнить-то перед смертью не о чем. Со стороны, наверно, кажется, что я хоть завтра могу сыграть в ящик с чувством выполненного долга — вроде бы уже всего достиг. Четверо детей. Преданная жена. Неплохой доход. Прекрасный дом, ну, во всяком случае, с общепринятой точки зрения. Хорошая работа, а в последнее время и дел-то никаких особо нет.

— Правда? Впрочем, ты прав, якобы деловые поездки в Париж, действительно, не считаются, — не удержалась от язвительного замечания Моника.

— Но по большому счету вспомнить-то нечего. Будто в трясине живу, пусто все, неинтересно. Жить не хочется. Вот и занимаюсь самоедством. Или того хуже, на Рич срываюсь. А на кого еще-то? Сам виноват. Думал, можно прожить жизнь без любви.

— А жена, дети? Разве ты их не любишь?

— Я не хочу сказать, что никогда не любил Ричелдис. Во всяком случае, мне казалось, что я люблю ее. Но если бы наша любовь была настоящей, то разве я смотрел бы на других женщин? — Он заметил, что Монику передернуло, но продолжил: — Это ведь правда. Наша прошлая встреча произошла при несколько… м-м-м… необычных обстоятельствах, поэтому я не считаю нужным обходить эту тему молчанием. Поначалу мне просто льстило женское внимание. Смешно, конечно. Знаешь, я был потрясен, обнаружив вокруг себя такое количество женщин, готовых на все — только руку протяни. Когда я был помоложе, думал, что для женщины главное — пристроиться к кому-нибудь под крылышко и свить гнездо. А оказалось, что многие леди просто любят…