Алла Герцева - У Вечного огня

Наташа, опираясь двумя руками о перила лестницы, переставляет непослушные ноги. Куда иду? Зачем? Домой? А что дома? Остановилась, вытерла ладонью глаза, толкнула дверь. Не заперто, странно!

— Бабуль, мама, где вы? — крикнула девочка, и, опершись рукой в стену, добрела до кухни.

Бабушка, сидит у стола.

— Бабуль? — Наташа медленно подошла, не решаясь коснуться старушки, рукой. Вдруг, умерла от горя?

— Бабуль, ты живая?

— Лучше бы мне не дожить до этих минут! — подняла голову Варвара Михайловна. — Вот не думала, что так разом потеряю все, что имела и берегла. Мишку в милицию утром забрали. Любашу в больницу увезли, и ты весь день где-то ходишь!

— Бабуль, прости! — Наташа опустилась возле бабки на колени. — Прости! Я не убежала из дома! Я, я, — она закрыла ладонями лицо. — Не могу, не знаю, как теперь мне жить! Если бы ты видела, что они с ним сделали!

— С кем? — старушка взяла внучку за плечи.

— Они, они — заикаясь, сквозь рыдания проговорила Наташа, — Они сожгли его! Узнать нельзя! Я умру без него! — Наташа закричала и упала у ног бабки.

— Господи! И эта в истерике! — Варвара Михайловна наклонилась над девочкой. — Вставай на ноги! Мне с тобой не справиться! Доченька! Наташенька! Да что ж это такое!?

Наташа приподнялась, оперлась на руку бабули, ощутив свое отяжелевшее тело, дойдя до дивана, рухнула, как подкошенная.

— Рассказывай, где была? — присела на край дивана.

— Если бы ты знала! — рыдания мешают Наташе говорить. Она сжала руки, хрустнула пальцами, приподняла голову. — Я на опознании была! — хриплый крик вырвался из ее горла. — Ой, я умру сейчас!

— На каком опознании? — сердце сжалось от ужасной догадки, когда она взглянула на искаженное болью и страхом лицо не девочки, женщины, перенесшей тяжкое горе.— Сережка! Значит, правду сказал милиционер. — Ой, Господи! — по слогам, певуче протянула женщина. Что ж это за день такой! Одна новость страшнее другой! Сережа!?

Наталья кивнула головой.

— Страшно, бабулечка! Его узнать нельзя! Они его живьем сожгли! — она замотала головой из стороны в сторону, как помешанная.

— Что ты детка! Нельзя так!

— Я убью, Мишку! Вот этими руками разорву! — Наташа вытянула вперед ладони с трясущимися пальцами.

— Не говори так! — Варвара Михайловна обняла девушку, прижалась губами к волосам. — Он брат твой! Ты еще не знаешь, что там произошло! Ему тоже нелегко! Сидит в камере, голодный, холодный!

— Так ему и надо! — отстранилась Наташа от бабки. — Когда увидела, думала, сразу умру. Тетя Надя теперь совсем одна осталась! Хотела пойти с ней, не разрешила. Не знает, кем для меня был Сережа.

— Одной, видимо, легче переживать.

— Все равно завтра пойду!

Зазвонил телефон. Женщина сняла трубку.

Щеки побледнели, она приложила ладонь к груди, села на стул. — Доктор звонил, плохо доченьке моей! — Варвара Михайловна приложила ладони к щекам, закачалась из стороны в сторону, как маятник. — Не вынесет она столько несчастья!

— Что с мамой! Поедем сейчас! Я быстро, только кофту теплую надену.

— Поедем! Только ты все эти подробности не рассказывай! Ей и так сейчас нелегко. Сына малолетнего в тюрьму упрятали, что еще может быть хуже. В убийстве обвиняют! Подумай о матери! Я уже старая! А тебе еще жить да жить!

— Я не буду, бабуль!

Наташа вытерла ладонями покрасневшие глаза. — Вот видишь! Я не буду плакать!

На улице, Наташа взяла старушку под руку, и они медленно побрели по тротуару.

Бабуля права! Я должны подумать о маме. Ей сейчас хуже всех. А тете Наде? Она вспомнила серые осунувшиеся щеки женщины, поблекшие глаза. Что она сейчас делает? Перед ее глазами возникла картина в морге. Черные обуглившиеся кости, рваные обрывки ткани, и лицо, вернее, то, что было лицом? А может быть это не Сережка? Разум не хочет соглашаться с жестокой действительностью.

Здание больницы с ярко освещенными окнами. Если мамы уже нет!? Промелькнуло в голове Наташи. Она, быстро преодолела ступеньки, ворвалась в коридор и побежала.

— Куда ты, постой! — крикнула вслед старушка. — Надо доктора спросить?

— Вы к Федоровой? — преградил девушке дорогу, высокий, средних лет, мужчина.

— Она живая! — уперлась ему в грудь ладошками, Наташа.

— К ней, милый! — подошла старушка.

— Она очень слаба! Никаких разговоров! Иначе, я не отвечаю за лечение. Мы несколько часов провозились с ней, и я не хочу, чтобы труды всей реанимационной бригады пропали даром. Если вы себя будете достойно вести, ей эта встреча пойдет на пользу. Пойдемте, я провожу! Только, не более пяти минут! — он быстро пошел по коридору. Наташа торопится за ним. Только бы мама поправилась! Шепчут ее губы.