Алла Герцева: У Вечного огня

— Наташка!

Девушка приложила пальчик с малиновым ноготком к губам, потом помахала им перед носом Сергея.

— Не шуми! Может быть, впустишь сначала?

Он шагнул назад в прихожую, пропуская подружку.

Наташа перешагнула порог, остановилась перед, небольшим в фигурной рамке, зеркалом, пригладила густые, обрамляющие, лицо, пряди волос.

— Решила тебя обрадовать! А ты, словно лимон съел! Чем занимаешься? Скучаешь? — прошла в комнату. — Так я и знала! Мать на дежурство, а он за компьютер! Не надоело?

Сергей остановился на пороге комнаты, прислонился плечом к притолоке, наблюдая за изящной фигуркой.

— Стоишь, как памятник! Мне уйти!? Помешала? — она наклонила голову, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы, подошла к двери. — Пусти! Стал на дороге!

Сергей положил ладони на плечи Наташи.

— Обиделась! Посмотри на меня! Очень рад твоему визиту! — тихо рассмеялся, повернул девушку, слегка подтолкнул. — Проходи, музыку послушаем. Только компьютер выключу.

Наташа села на узкий диван, закинула ногу на ногу. Черные глаза с восхищением наблюдают за движениями парня. Щелкнул мышкой, потух экран. Подошел к магнитофону, нажал на клавишу, тихая медленная мелодия наполнила комнату. У Наташки защипало в глазах.

— Что это?

— У Марины Борисовны скачал. Ноктюрн Шопена. Давно за ним гонялся. Вчера за аттестатом в школу ходил, заглянул в ее кабинет, по старой памяти.

— Ты неисправим! — вздохнула Наташка, — все попсу на диски скачивают, а ты классику. Может, в консерваторию поступишь?

— В консерваторию опоздал, надо было с детства музыке учиться. А слушать никто не запретит. Тебе не нравится, выключу!

— Пусть играет! Иди сюда! — Наталья капризно хлопнула ладошкой по дивану. — Посиди со мной!

Сергей только сейчас заметил, на подружке новое кремовое платье в черный крупный горох, белые, лодочки на шпильках. В мочках маленьких ушей горят, словно капельки крови, сережки, с красными рубинами. Мамины взяла! Вспомнил Сергей серьги, постоянно украшающие уши Наташиной матери. Как же она хороша! Парень сглотнул слюну. Мурашки пробежали по спине.

— Куда нарядилась?

— К тебе? — ее глаза округлились, алый ротик раскрылся. — Могу уйти!

— Не отпущу! — Сергей сел рядом.

Наташа кончиками пальцев коснулась волос юноши. — Как щетина! — прижалась щекой к его щеке. — Ты меня еще ни разу не поцеловал, боишься?

Сергей почувствовал, как тело налилось свинцом, отяжелели ноги. Даже если бы он захотел встать, не смог. Она сошла с ума, подумал парень. Не понимает, как мучает меня своими прикосновениями.

— Почему, боюсь? — с трудом повернул язык в пересохшем рту, и отвернулся. Вдруг почувствовал горячие девичьи губы на своем лбу, потом на щеке. Перед глазами поплыли черные круги.

— Наташка! — прошептал парень. — Ты что? — руки, помимо его воли обняли девушку. Ладони легли на разгоряченную спину, скользнули ниже, обхватили талию, снова поднялись выше по спине, пальцы коснулись волос, густые пряди, змейками прошли между пальцев. Наташа застонала. Рука легла ей на грудь, потом на бедро. Он продел ладонь под ее полусогнутые ноги, приподнял, посадил на колени. Прижался лицом к ее растрепанным волосам, вдохнул запах знакомых духов.

— Наташка! — прошептали губы. — Наташка!

Сергей встал, поднял девочку и, шатаясь, как пьяный, на непослушных ногах, двинулся к своей комнате.

Наташа обхватила руками его шею.

— Не урони! — приоткрыла веки, и увидела раскачивающуюся люстру под потолком. Лампочка качается только при землятресении. А здесь такое не бывает, подумала она. Глупости, приходят в голову. Какой пьянящий аромат и жар исходят от Сережкиного тела, последняя мысль, промелькнувшая в ее, смущенной от чувств, голове. Ну и пусть! Крепко зажмурила глаза и прижалась к широкой груди любимого.

Пальцы нежно перебирают шелковистые пряди волос.

— Не так я представлял нашу первую любовную сцену. Ты еще маленькая, а я покидаю тебя на два года. — вздохнул Сергей.

— Ты хороший! — Наташа положила голову на грудь парню. — Буду жить этими воспоминаниями и ждать!

— Я тебя не брошу! — Сергей погладил ее руку, продел пальцы между пальцами. — Никогда не предам, слышишь? — его голос сорвался. Он почувствовал комок в горле, и резь в глазах. Сергей не мог объяснить наплыв чувств, но ему стало, невероятно жаль Наташу. Другой бы на моем месте, обрадовался происшедшему, ощущал бы себя полноценным мужчиной. А я раскис. Откинулся на подушку, покачал головой, словно отгоняя, нахлынувшую, печаль. — Ты ничего не понимаешь!