… Кровь… Она будет сочиться из раны и окрасит траву, растущую на берегу канала.
Вместе с песней изо рта Алювы вырывались клубы табачного дыма. Казалось, эти маленькие голубые облачка — крылья нежных мелодий.
Мухсин встал за спиной молодого человека, занятого ловлей, и начал высматривать, куда выстрелить. В это мгновение Алюва вытащил из воды удочку: на крючке висела большая рыба. Он повернулся к своему господину, радость светилась в его глазах:
— Вот будет у нас завтра рыба, мой господин!
Завтра…
И все же выстрел прогремит!.. «У тебя не будет «завтра».
— Ты очень любишь рыбу? — спросил его Мухсин.
— Нет, мой господин… но Фатыма любит.
— И ради этого ты не спишь по ночам после трудового дня?
Лицо Алювы снова озарилось его обычной приветливой улыбкой.
— Фатыма радуется, когда видит мою сумку, наполненную рыбой.
— Ты любишь Фатыму… Алюва?
Рыбак доверчиво посмотрел на своего господина и, смущаясь, ответил:
— Фатыма — порядочная, хорошая женщина.
Мухсин снова настойчиво спросил:
— Ты очень ее любишь?
И голосом, в котором звучала нежность, Алюва покорно ответил:
— Я люблю ее больше жизни. И если бы мне дали золото, равное ее весу, или предложили в жены принцессу, лишь бы я отказался от Фатымы, я и тогда бы не согласился.
— Какой же ты глупый! Фатыма не лучше других. Все они бессердечные, — смеясь заметил Мухсин.
Алюва улыбнулся; это означало, что он не согласен со своим господином. Помолчав немного, он сказал;
— Ты не знаешь Фатымы, господин. Она достойна любви… Сколько бы я ни отсутствовал дома, я всегда спокоен и по ночам сплю сном праведника. Мне и в голову не приходили дурные мысли. Что же еще нужно мужчине?
Алюва говорил это улыбаясь: его взгляд скользил по водной глади канала, освещенной лунным светом. Мысли о Фатыме доставляли ему радость. Вдруг он поднял голову, посмотрел на хозяина и проникновенно сказал:
— Да, господин мой, я люблю ее, жизнь без нее была бы лишена смысла…
Мухсин почувствовал, что его рука, сжимавшая револьвер, ослабла. Пальцы его разжались и задрожали. Он никогда еще не встречал такой преданной любви.
И он почувствовал, что его жгучее желание овладеть Фатымой исчезает. В нем заговорила совесть. Она не позволяла ему надругаться над любовью, которую питал Алюва к своей жене. Мухсин понял, что смерть, которую он готовил, отступила перед лицом этой любви.
Сумка Алювы наполнилась рыбой, он стал собираться домой. Мухсин как бы очнулся. Он велел слуге уйти, оставив его одного. Алюва заколебался. Однако Мухсин прикрикнул, и он ушел.
Мухсин долгое время оставался наедине со своими переживаниями. Холод стал невыносимым. С тяжелым сердцем, с трудом передвигая ноги, он двинулся в обратный путь. Подходя к деревне, Мухсин увидел чью-то тень: за ним кто-то следил. Ему стало страшно. Может быть, этот человек в такой поздний час задумал недоброе…
— Кто там? — крикнул Мухсин, сжимая рукоятку револьвера и преодолевая свой страх. И вдруг он услышал голос Алювы:
— Это я, господин.
Мухсин приблизился к нему и недовольно сказал:
— Почему ты не пошел домой? Я ведь давно тебя отослал!
— Я ждал, вашего возвращения, господин, — смущенно ответил Алюва. — Как я мог уснуть, — продолжал он, — прежде чем вы вернетесь?.. Ночью в поле небезопасно.
Преданный феллах бодрствовал, охраняя своего господина! Мухсину стало стыдно.
— Спасибо, иди отдыхай, — улыбаясь, сказал он.
Отойдя на шаг от своего слуги, он повернулся, вынул из кармана револьвер и, протягивая его Алюве, сказал:
— Это подарок тебе за преданность.
Утром экипаж с хозяином направился на станцию: Мухсин решил вернуться в город. Подошел поезд. Мухсин положил в руку Алювы много серебряных монет и горячо пожал ее, словно они были друзьями.
Веселый и счастливый возвращался Алюва в деревню. Всю дорогу от станции он распевал звонким голосом нежный мавваль, мысли его были с Фатымой.
Перевод В. Шагаля и X. Селяна
Как странна и непостижима идея! Возникнув, она побуждает человека к труду. Но иногда человек недооценивает ее и гонит прочь. Он может даже задушить идею в самом зародыше, как только почувствует, что она требует от него затраты сил.
Но стоит возникнуть свежей, новой мысли, полной прелести и обещающей наслаждение, как покой такого человека нарушен.
Однажды снизошло откровение и на Исмаила Махи бека. Откуда и как пришло это к нему, он не знает. Еще бы, единственное, что он мог себе ясно представить, это то, что он в постели, а постель в голубой комнате, выходящей на север, а комната в богатой вилле…
Читать дальше