Томас Хюрлиман: Сорок роз

О, мой кавалер розы, ты преувеличиваешь!

Преувеличиваю? Нет, Мария, все стареет, весь мир, вся Вселенная, только ты остаешься молодой, вечно молодой и вечно прекрасной…

Тогда идем!

Куда?

В постель.

В постель?

Да!

Сейчас?!

Как тогда, накануне моего экзамена. Помнишь? Я сказала хозяину, что господин лейтенант проверит затемнение, а потом мы разговорились. Ты открыл мне свое сокровенное желание. Сказал, что я прирожденная First Lady, а потом…

Мария, мы не можем заставлять гостей ждать.

Потом мы любили друг друга, Макс. Ты с ума по мне сходил. Дикий Кот! Хищник! Порвал меня!

Дорогая, мы опаздываем.

Это было огромное наслаждение, Макс. Наш пакт, Макс, скрепленный кровью: я помогу тебе подняться наверх, на самый верх!

Конечно. И цель уже близка!

Да, Макс, мы ее достигнем!

Вместе с друзьями.

Они так важны?

Некоторые безусловно.

Понимаю, Макс, понимаю…

Ты же умная девочка, правда?

Да, Макс, правда. От кого этот сборный букет?

От партии. С наилучшими пожеланиями. Как тебе гладиолусы?

От инструкторов?

Надеюсь, ты не против встретиться с ними после ужина? Кое-кому из ребят не терпится тебя поздравить.

О, это, конечно, замечательно, только…

Никакого официоза. Маленькая, импровизированная вечеринка. Ты это заслужила, дорогая. Все стареет, весь мир, вся Вселенная, но ты остаешься молодой, вечно молодой и вечно прекрасной…

Нет, Макс, не сегодня. В порядке исключения я бы хотела уклониться от ужина. Я ведь знаю, как там будет, из года в год одно и то же, и лучше посижу здесь, в нижнем мире, остужу ноги и избавлю себя от фальшивых поздравлений, смертельно скучных разговоров и встречи со старухой Гранд. Сегодня это страшилище оставит меня в покое, всему есть предел, или нет, есть идея получше: Мария/Мария. Пока Звездная Мария прячется в нижнем мире, Зеркальная Мария будет в верхнем мире изображать хозяйку.

Хозяйку. Чего проще! Эту роль она играла еще девочкой, с папá и Лавандой, эта роль у нее в крови, она играла ее вслепую и даже в дни своего рождения, когда была и хозяйкой, и виновницей торжества, справлялась превосходно. Как правило, ужин начинался ровно в восемь. Ровно в восемь. Точность, говорил Майер, вежливость королей. А она добавляла: и добродетель фельдфебелей. Этим замечанием она пожинала первые смешки, первые комплименты, какая женщина, прирожденная First Lady. Она благодарила, взглядом подзывала официанта, чтобы заказать для Фокса пиво, и почти в тот же миг спрашивала у Губендорф, как у нее со сбором пожертвований для нелегальных эмигрантов. Фоксу вскоре легчало, взгляд его оживал, снова обретал цепкость, а Адель, ошарашенная ее альтруизмом, к счастью, не замечала, как перед дядюшкой вырастают все новые стаканы с пивом. Теперь самое время выручать нетерпеливого Макса! Положив ладонь ему на рукав, Мария сокрушенно признавалась, что, увы, так и не успела прочитать последнюю колонку Аладина, знаменитого на всю страну журналиста.

Макс тотчас оживлялся. Действительно, говорил он шурину, Аладин недвусмысленно рекомендовал Номеру Первому в конце концов сделать ставку на свежие, непримелькавшиеся лица.

Он мог иметь в виду только Макса, подхватывал Фокс, а Адель тотчас восклицала: Макс, дорогой, когда будешь при должностях и званиях, не забудь про меня и моих эмигрантов!

Макс обещал, Адель благодарила, Фокс хватал очередной стакан пива, а психолог Теннебаум, как правило тоже при сем присутствовавший, в зависимости от фазы либо бормотал буддийское «ом», либо (весьма косноязычно) разражался тирадой о шубертовских аффектах, либо пылко заявлял о своей приверженности к марксистскому коллективизму: разве мы все не братья и сестры? Разве мы не товарищи?

На одном из таких ужинов, по особому желанию дядюшки Фокса, присутствовал военный атташе французского посольства. Бывший офицер Иностранного легиона, однако не без шарма, особенно по отношению к Марии, чеканный профиль, манеры comme-il-faut. Пожалуй, слегка неврастеничный, впрочем оставляющий впечатление благоприличия и чистоты. Он вполне правдоподобно сообщил, как молодым лейтенантом воевал в алжирской Блиде, за что был награжден Пальмовой Ветвью, вожделенным орденом — его носят на берете, и он свидетельствует, что ты упомянут в армейских сводках. Признаться, тут хозяйка не без удовольствия вспомнила бы победу в водном поло, одержанную папá в пустынных полках Монти, но Адель опередила ее, воскликнула: шалом, друзья, шалом! Вспомните пикассовского голубя мира, а?