Алан Лайтман - Диагноз

Дождь стучит по крыше. Щемящая грусть на подернутой дымкой полузабытья границе сна и бодрствования. Сновидения отступили, сознание рухнуло в бездну небытия. Билл медленно открыл глаза. Сегодня пятница. Нет, суббота. Идет дождь. Слышится шелест автомобильных шин по мокрому асфальту. Внизу, на первом этаже, о чем-то громко спорят двое мужчин. Изредка слышится голос Мелиссы. Потом раздается рев электрического инструмента на крыше.

— Мелисса! — зовет Билл. Ему очень хочется, чтобы она лежала сейчас рядом с ним, в сероватом, тусклом свете спальни. Проходит несколько секунд, и он понимает, что произнес имя жены лишь мысленно. Кровать хранит запах ее тела.

Цифровые часы на туалетном столике показывают точное время. 9:38. Девять часов тридцать восемь минут, утро субботы, двадцать третьего августа, еще одного дня пустоты. Прошло четыре дня с тех пор, как его уволили с работы.

В голове шумело, как всегда, после дурно проведенной ночи. Билл встал с кровати и тотчас упал на пол, ноги отказались служить ему. Опустив глаза, он увидел кровоподтеки. Из синих они превратились в багровые и коричневатые. «Какого цвета бывают другие, честно заслуженные, синяки?» — с горечью подумал Билл.

С пола столы и стулья казались изогнутыми под странными, причудливыми углами. Потолок исчез из виду, скрывшись в полутьме. Как будто в первый раз Билл увидел клен, растущий напротив окна спальни. Дерево вдруг показалось ему необычайно изысканным и живым. Капли дождя, приставшие к листьям, словно крошечные линзы, увеличивали мельчайшие прожилки и зазубринки, размывая и приближая к глазам синеву и зелень плавно перетекавших друг в друга поверхностей. Казалось, все дерево, мерно покачиваясь, плывет по воздуху. На короткое время Биллу почудилось, что и сам он, как когда-то в детстве, плавает среди зеленой листвы. Лето нахлынуло как океан. Вспомнилось дерево на заднем дворе дома и он сам, сбросивший одежду и голышом бегающий вокруг дерева под теплым дождем, разбрызгивая грязь и слыша в отдалении едва различимый голос матери, зовущей его обедать.

Застонав, он встал на четвереньки и всмотрелся в синий рисунок вздувшихся на руках вен. Он попытался подняться — и снова упал на пол, на этот раз поранившись об острый край постельника. Он не почувствовал боли, но на руке образовался длинный порез, мгновенно наполнившийся кровью. Почему тело изменяет ему так молчаливо и деликатно? Пусть бы все произошло быстро и сразу, с муками и болью. Билл посмотрел на ноги, которые перестали быть его частью, превратившись в мертвые ходули циркового клоуна. Значит, что-то в своей жизни он делал не так. Да, и теперь ему придется принять это унижение. Он совершил какой-то мерзкий и неверный шаг, за который тело карает его, отказываясь подчиняться его воле. Но в чем заключался этот шаг? В мозгу мелькнула мысль о том, что бесполезные конечности ампутируют. Для того чтобы отрубить эти бесчувственные ходули, не потребуется никакой анестезии. Он и сам мог бы отрезать свои ноги, если бы под рукой оказался достаточно острый нож. Да, он мог бы сделать себе ампутацию прямо на кухне. Он бы отрезал себе все, на что больше нельзя положиться, чему нельзя больше доверять. Ему всего сорок лет, но жизнь уже обманула его, обманула в самом начале пути. Ведь он испытывает сейчас страх смерти, страх медленного умирания. Да, он умирает гораздо медленнее, чем его отец, который ушел из жизни быстро и легко, упав на вечно пахнувший столярным клеем пол своего темного кабинета. Мелисса. Он позвал ее или только мысленно произнес ее имя? Он спасется, если коснется сейчас ее прохладной кожи.

В окно ворвалась волна холодного сырого воздуха. Билл задрожал и, ухватившись за столбик кровати, сумел подняться и сесть на край постели. Кровь из раны тонкой струйкой полилась на белые простыни. Голоса внизу стали громче. Мистер Терджис, архитектор, громко упрекал кого-то за упущения при монтировке нового фонаря, который установили не по его плану. Визг сверла стих. Мистер Терджис что-то прокричал, и инструменты снова заработали на всю мощь. Зазвонили телефоны, и их звук был похож на крики задыхающегося, тонущего животного, изо всех сил пытающегося вдохнуть хоть немного воздуха.

Вскоре на лестнице раздались шаги, и в спальню вошла Мелисса.

— Я не знала, что ты проснулся, — сказала она. Лицо ее было усталым и осунувшимся.

— Я только что встал.

У него не хватило духу сказать ей о беде с ногами.