Алан Лайтман - Диагноз

Добравшись до центра города, Кефал перешел узкую речку Эридан и направился в южный Кидафинион. В мраморном святилище Артемиды горел одинокий факел. Его пламя колебалось в проемах стен, словно мерцающий огонек свечи в глазницах черепа. Удавка огляделся и не увидел никого, если не считать мужчины и женщины, которые, обнявшись, сидели под украшенной скульптурами крышей портика. Задержав взгляд на парочке, он двинулся дальше. Довольно долго петлял по извилистым улочкам с тесно стоявшими оштукатуренными домами, пачкая сандалии вязкой грязью и отбросами, пока не дошел до входа в скромный одноэтажный дом, сложенный из необожженного кирпича. Это было одно из двух тайных убежищ, которые Кефал устроил в городе.

Он не стал стучать в дверь кольцом, сделанным в виде львиной пасти. Только тихо шепнул: «Галлах» и принялся ждать. Через некоторое время дверь открылась, и слепой старик впустил Кефала в полутемную прихожую. На скрип открываемой двери в прихожую стрелой влетел пес и бросился к Кефалу, начав преданно лизать ноги хозяина. Потом собака перевернулась на спину, ожидая, что Кефал почешет ей брюхо. Несмотря на крайнее возбуждение, пес ни разу не залаял и не заскулил. Его с рождения приучили не нарушать тишины.

— Милый Гермес, — произнес Кефал, наклонившись и почесав псу брюхо. — Ты скучал по мне?

В ответ собака принялась перекатываться с боку на бок, задыхаясь от экстаза и неистово виляя хвостом.

— Я не знал, когда ты вернешься, хозяин, — произнес слепой раб Галлах, — но я, как обычно, оставил все светильники зажженными. На кухне тебя ждут сицилийский сыр, плоды и медовые лепешки.

— Я рад видеть тебя, старый Галлах, — сказал Кефал. — Сегодня в полночь я уйду, но вернусь до рассвета.

Слепец кивнул.

Стоя в прихожей, Удавка осторожно снял грязные сандалии, головной убор и накидку и сложил все на деревянную скамью. Потом он вышел в маленький, но безупречно чистый дворик с каменным алтарем Зевса. Гермес следовал за хозяином, прижимаясь к его ногам. Из открытого дворика можно было попасть в три маленьких помещения размерами не больше комнатки раба, входами в которые служили простые проемы в стенах, лишенные дверей или занавесей. Кефал вошел в одно из помещений, служившее одновременно спальней и ванной. В комнатке с трудом умещалось деревянное ложе. Спальня освещалась двумя подвешенными к потолку на цепях масляными светильниками. Кефал бросил на пол тяжелый мешок и снял оставшуюся одежду.

Сначала деньги. Деньги чисты, но пачкаются от прикосновения человеческих рук и тел. Он извлек из мешка два серебряных слитка и принялся поливать их водой и тереть древесной сажей и бронзовым скребком. Вода лилась Кефалу на ноги и по каменному полу стекала в сточное отверстие в углу. Кефал снова повторил цикл. Вода, древесная сажа, скребок. Старик раб, шаркая, вошел в спальню, неся горячую воду в бронзовом сосуде, который он ощупью поставил на жаровню с раскаленными углями. Кефал благосклонно потрепал раба по плечу и снова принялся упорно мыть и чистить слитки серебра по десять мин каждый. Когда слитки заблестели, Кефал смазал их оливковым маслом и благовониями. Два других слитка он отчистит перед рассветом.

Теперь настало время заняться собой. Он облился горячей водой и начал бронзовым скребком втирать в кожу древесную золу. Кефал ожесточенно тер тело бронзовым скребком, стараясь содрать с себя верхний слой кожи, грязь и кровь города, стараясь стать таким же чистым и непорочным, как два слитка серебра, блестевшие на ложе в пламени светильников. Зола и оливковое масло образовали толстый слой по всей поверхности его тела, подчеркивая форму мощных мышц рук и груди. Кефал снова и снова посыпал тело золой и беззвучно тер кожу шершавой бронзой. Мазь из оливкового масла и древесной золы постепенно смешалась с грязью и чешуйками кожи. Кефал вылил на себя еще один ковш воды. Кожа горела, тело, даже в интимных местах, стало красным. Казалось, человек лишился кожи и стала видна сырая плоть. Кефал очистился, теперь он готов выйти в город и снова приняться за работу. Эта работа была чужеродна, не будучи частью его тела. Еще раз. Кефал снова покрыл тело смесью оливкового масла и древесной золы и молча, извиваясь от боли, принялся тереть кожу бронзовым скребком. Закончив, он облился теплой водой и осторожно втер в кожу тонкий слой оливкового масла и благовоний. Потом Галлах отмоет каменный пол.

Близилась полночь. Кефал вместе с верным Гермесом, который ни на шаг не отставал от хозяина, как был, голый, вышел во дворик и направился в следующую комнату. Войдя, он остановился, размышляя. На столе были разложены планы города, папирусы, покрытые греческими, египетскими и ассирийскими письменами. В двух шкафах лежали аккуратно сложенные хитоны различных размеров и цветов, залатанные хламиды, накладные бороды и парики, глиняные носы и головные уборы. Кефал выбрал чистый белый хитон, сандалии на толстой подошве и маленькую шапочку. Он медленно и тщательно оделся, словно человек, которому предстоит держать речь перед собранием граждан. Однако сегодня он не предстанет перед народом. Он будет работать во тьме — на улицах и в тюрьме. В тюрьме он бывал многократно, предварительно подкупив сторожей.