Тщетно пытаясь ухватить корявой подагрической щепотью скользкую головку, Кузоватов каждое утро давал себе слово снести часы в починку. Но известно, как делаются дела у стариков: то пенсию задержали, то на улице скользко, то в боку закололо. Проходил месяц за месяцем, а он все собирался. Однако бывают в году такие дни, когда кто-то свыше посылает старикам команду встать со своих лежанок и заняться делом. Это хорошо заметно на автобусных остановках: ни с того ни с сего высыпят деды с бабками, сидят рядами на лавочках — вдруг занадобилось им всем куда-то ехать. Куда же? А вот, к Маше — давно у нее не была… А другая — в церковь… А третья на рынок… А тот «перец» с клюшкой за грибами собрался — дойти бы ему до лесу…
В такой-то день — майский, погожий — решился, наконец, и Кузоватов исполнить свое намерение. Надел он пиджак с медалью, взял выходную палку с инкрустацией и отправился в поход «Победа» путешествовала в ремонт на руке Василь Трофимыча, но в кармане его на всякий случай лежала от нее коробочка с пожелтевшей инструкцией и заводской гарантией, закончившейся сорок пять лет назад. Несмотря на то, что Кузоватов твердо решил не отступать и не ворочаться домой, не наладив часов, его не отпускали сомнения. «Не ровен час, что-нибудь испортят халтурщики… Или ничего не сделают, а только денег сдерут…» Но он сам себя ободрял: «Пусть попробуют! Проверю досконально, и если что не так, до начальства доберусь. Кузоватова в городке знают… найду на них управу!»
К Дому быта Василь Трофимыч дошаркал в довольно воинственном состоянии духа. Войдя в холл, он долго оглядывался, потом, стуча палкой, двинулся вдоль стен, читая все объявления. Какой-то молодой человек в синем халате спросил его:
— Дедуля, что вы хотели?
Старик неприязненно на него посмотрел:
— Какое такое «хотели»? И теперь еще хочу… Часы где тут чинят?
Молодой человек ткнул пальцем в окошко с крупной надписью: «Ремонт часов». «И как я сразу не увидал?» — подосадовал Кузоватов. Он подошел к окошку и заглянул внутрь. Сквозь стекло он разглядел обрамленную седыми кудрями плешь часовщика, сосредоточенно ловившего пинцетом что-то невидимое на залитом светом столике. Простояв с минуту и не дождавшись, чтобы мастер поднял голову, Василь Трофимыч покашлял. Эффекта это не дало. Тогда он постучал по стеклу пальцем. Часовщик, не отрываясь от своего занятия, пробурчал:
— Там звонок есть.
Тут только Кузоватов заметил сбоку от окошка кнопку звонка и надпись: «Вызов мастера». Он почти со злобой нажал на кнопку, и в каморке у «часового» раздался прихотливый сигнал в виде соловьиной трели. Он-то и возымел нужное действие: голова за стеклом поднялась, и вместо лысины Кузоватов увидел обращенное к нему лицо с лупой в глазу.
— А что, милок, так не видать меня было? — раздраженно начал Василь Трофимыч, но часовщик неожиданно его перебил:
— Кого я вижу! Трофимыч! Спрашивается, что ты молчишь?
Приглядевшись, и Кузоватов признал мастера — это был Иосиф Урбах.
— Надо же! Ёська! Сколько лет…
Ёська сделался само радушие:
— Чего же ты там стоишь? Давай, заходи, в моем офисе есть стул.
Кузоватов отыскал дверь, толкнул ее — и оказался как бы по ту сторону границы. Теперь он уже был не простым посетителем, а приятелем мастера со всеми вытекающими привилегиями.
— Вот уж не думал, что ты еще работаешь, — радовался он, входя. — Думал, ты давно или помер, или в Израиль уехал…
— Ты прав, — Урбах усмехнулся. — Теперь все хорошие часовые непременно либо там, либо там… Но ты меня слишком рано хоронишь.
Живой и очень толстый, он сидел на хлипком вращающемся стульчике, все время страдальчески скулившем и взвизгивавшем под его грандиозным задом. В «офисе» было тесно и пахло Урбахом. Повсюду недружно щелкали разнообразные часы, и каждые вели свой собственный счет времени. На полках, словно пойманные блохи, накрытые стеклянными колпачками лежали микроскопические часовые деталюшки. Ёську в определенном, видимо, строгом порядке окружали натыканные в специальных гнездах и ровно разложенные крошечные молоточки, отверточки и всякие другие инструментики. Было непонятно, как этот громоздкий человек управляется с такой мелочью. Казалось, чихни он посильнее — и все тут разлетится так, что не соберешь вовеки.
Трофимыч пристроил в углу свою палку и сел на свободный табурет. Урбах накрыл своих блох на столе колпачком; стул его с болезненным криком сделал пол-оборота:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу