Колин Макиннес - Абсолютные новички

— Он слишком молод, чтобы так себя вести, — сказал я. — Ему надо подождать, пока он не станет более пожилым.

Вендис улыбнулся и сказал мне:

— Я думал, он тебе понравится.

Я хотел было поднять тему фотографии, но дело в том, что мне показалось, что В. Партнерс был слишком парализовывающим. Он был так спокоен, вежлив и саркастичен, что складывалось впечатление, что он просто ни во что не верил — вообще ни во что — так что все, что я нашел сказать, через какое-то время, было:

— Скажи мне, М-р Партнерс, для чего нужна реклама? Вернее, для чего она нужна?

— Это, — сказал он тут же, — вопрос, на который мы должны отвечать без промедления.

Теперь мы остановились возле классифицированного здания в районе Мэйфер, и он сказал мне:

— Я должен забрать кое-какие бумаги. Хочешь заглянуть?

Я могу описать атмосферу этого притона, сказав вам, что он был похож на очень дорогой склеп. Конечно же, все сотрудники уже ушли, и свет везде был тусклым, что делало все это немного потусторонним. Это действительно было похоже на склеп или надгробие, на нечто большое, сделанное людьми, чтобы доказать что-то, во что они не верят, но очень хотят. Офис Вендиса находился на втором этаже, исполненный в белых, золотых и розовато-лиловых тонах. Бумаги лежали на столе в цветных папках, и я спросил, что в них содержится.

— Это для Рождества, — сказал он мне.

— Я не врубаюсь.

Он взял одну папку.

— Здесь описан продукт, — сказал он, — который, как мы надеемся, заполнитприлавки под Рождество.

— Но сейчас июль.

— Мы должны планировать все загодя, не так ли?

Сознаюсь, я содрогнулся. Не от его идеи вложения денег в Рождество, потому что этим занимаются все, а от самой идеи праздников, возвращающихся снова и снова, словно ежегодный кошмар. Счастливое Рождество всегда вселяет в меня ужас, ибо ты не можешь зайти к друзьям, так как все крепко заперлись в своих собственных крепостях. Это можно учуять уже, когда листья покрываются золотом, потом начинают приходить эти поганые открытки, и все собирают их, словно трофеи, чтобы показать, как много у них приятелей, и весь этот ужас достигает апогея в тот самый момент, около трех часов пополудни в этот священный день, когда Королева выступает перед покорной нацией. Это дни мира на земле и доброй воли среди людей, никто во всем Королевстве не думает о тех снаружи, кроме кошек за дверью, каждый спокойно смотрит сны о самом себе и тянется за Алка-Зельтцером. В течение двух или трех дней, и это правда, англичане пользуются теми улицами, где больше ни разу не посмеют появиться до конца этого долгого года, потому что по улицам мы должны мчаться в спешке, а не стоять на них. Студенты распевают ужасные рождественские гимны для крестьян на железнодорожных станциях и в вагонах, чтобы показать, что этот праздник — милосердный, и разрешен всем, а не только богеме. И когда все это заканчивается, люди ведут себя так, будто всю нацию постигло смертельное горе, — то есть они ошеломлены, мигают так, как если бы были все это время погребены, и медленно возвращаются к жизни.

— Ты выглядишь задумчивым, — сказал этот чувак Партнерс.

— Конечно! Сама мысль о планировании всего этого в середине июля! Мне действительно жаль вас.

— Спасибо, — сказал он мне.

Потом я быстро взял себя в руки и, удобно усевшись на треснувшую софу, обтянутую белой кожей, — дабы он не смог меня вышвырнуть до того, как я закончу, — я рассказал ему о планах своей выставки и спросил, чем он может помочь. Он не рассмеялся, что уже говорило о многом, и сказал:

— Я не видел ни одной твоей фотографии.

— У Дидо есть некоторые…

— Ах, те. Да. Но есть ли у тебя что-либо более подходящее для экспонирования?

Я вытащил папку из своего внутреннего кармана, ее я ношу с собой как раз для таких случаев, и дал ему. Он внимательно просмотрел их против света и сказал:

— Они не коммерческие.

— Конечно, нет! — воскликнул я. — В этом весь смысл,

— Их нужно показать кое-кому, — продолжил он. — Но они хорошие.

Он положил их на стол, посмотрел на меня с «милой» улыбкой (я мог бы ему вмазать), и сказал:

— Я очень занятой человек. Почему я должен делать что-то для тебя?

Я поднялся.

— Единственная возможная причина, — сказал я, глядя ему в глаза настолько хладнокровно, насколько я мог, — это твое собственное желание.

— Очень хорошо, — сказал он. — Я займусь этим.

Я пожал его руку.

— Ты — милый кот, — сказал я ему.

— Вот здесь, боюсь, — сказал он мне, — ты очень сильно ошибаешься. Выпьем чего-нибудь?