Владимир Лорченков - Букварь

А врач улыбнется, и понимающе попросит рассказать, что же это за причина такая, по

которой сердце Иона разбито. Хотя, конечно, все будет прекрасно понимать сам. Ведь

врачи, — опытные и пожилые, — всегда знают, что лечат не причину болезни. Причина

недугов, знал Ион, всегда одна. Любовь. Само собой, в больницу он идти боялся. Во-

первых, Ион был в городе человеком новым и людей стеснялся. Да и времени на

больницы у него не было: парень работал в зоопарке, и только и успевал, что чистить

вольеры животных, косить траву, да убирать территорию. Во-вторых, Ион боялся, что,

рассказав врачу-кардиологу, которого он выдумал, всю правду о том, что сердце ему

разбила Ира, он, Ион, попадет уже к другому врачу.

Ведь Ира была зеброй кишиневского зоопарка.

Тем не менее, поделать с собой Ион ничего не мог. И, глядя на челку Иры, на ее глаза, -

человечьи, внимательные, любящие, — и в особенности на полный зад на тонких,

ухоженных задних ногах, все сметал и сметал с асфальта осколки своего сердца. А

сзади Ира напоминала Иону изящную полосатую рюмочку: шикарный зад на стройных

ножках манил парня даже ночами.

— Безусловно, в этом сказывается ваше детство, проведенное в деревне, — сказал

профессор Дабижа, — ведь многие дети, выросшие на природе, совершенно

положительно относятся к скотоложству. Более того, это является важной частью их

ээээ…сексуального опыта.

— Сами вы, профессор, скот! — обижался Ион.

Профессор не обижался. С Ионом он познакомился, когда парень работал в зоопарке

уже год. Профессор Дабижа, — член Союза писателей, известный филолог, и

антрополог, — привел в зоопарк внучку. И, глядя, как молодой, лет двадцати, рабочий в

синем комбинезоне любовно глядит на зебру, продекламировал:

— Старой Эллады прекрасная страсть…

Когда Ион, робея, признался, что ничего из этих слов не понял, профессор Дабижа

охотно отпустил внучку к пруду с персидскими утками и лебедем-шипуном, а сам

прочитал Иону целую лекцию.

— Друг мой, признайтесь, вы влюблены в эту зебру? — осторожно начал он. — Да

право, не стесняйтесь! В Древней Греции, упомянутой мной, как Эллада, вашу страсть

бы не только не осудили, но более того, ей бы восхищались! Поэты слагали бы о ней

песни! О ней говорили бы ораторы на площадях!

Ион, ожидавший вызова полиции в худшем случае, а в лучшем — просто насмешек,

оттаял. Присел на корточки, и стал слушать. А профессор Дабижа объяснял, — как он

сам выразился, — сложившуюся ситуацию. В Греции, говорил он, эпохи Гомера люди

понимали, что любовь, — это взаимное притяжение двух душ.

— И все! — поднимал палец профессор.

Только две души. А уж в какой оболочке они существуют в этом бренном мире,

неважно. Потому союз мужчины с мужчиной, женщины с женщиной, в Древней

Греции предосудительным не являлся. Более того. Мужчина с мальчиком, женщина — с

маленькой девочкой, мальчик с козочкой, мужчина со скульптурой…

— Ну, и, конечно, — закончил список Дабижа, скептически пожав плечами, -

мужчина с женщиной.

Ион слушал внимательно, и лицо его пылало. Ира, скромно склонив голову,

пощипывала траву под оградой, проволока на которой кое-где была размотана,

любителями покормить животных с рук.

— Греки понимали, — благовествовал профессор-антрополог, — что любовь есть

высшее притяжение. Да, плотским совокуплением единение душ постигается, но оно

не суть важно. Поэтому возлюбите того, кого вы любите, отбросив ложный стыд, мой

мальчик.

С тех пор профессор Дабижа и работник зоопарка Ион Галустяну не то, чтобы

сдружились, но довольно часто общались. И как-то даже парень привел своего мудрого

друга в восторг, дав новое определение любви. Любовно поглаживая челку Иры, Ион,

мечтательно глядя в небо, сказал:

— Любовь это как жизнь. Любовь это зебра. Чередование черных и белых полос.

После чего, подумав, уточнил:

— Чередование черных и белых полос на самой восхитительной в мире заднице.

Профессор про себя подумал, что Ион духовно очень вырос. И порадовался за парня,

но внучку, на всякий случай, в зоопарк приводить перестал. А страсть Иона стала так

велика, что ломала купол неба, который трещал и осыпался голубым стеклом на

асфальт рядом с багряными остатками сердца Иона. У вольера с зеброй Ирой он

проводил почти все свободное время, да и рабочее тоже.

— Я хочу тебя, — сказал он как-то Ире, — хочу так, что изнемогаю, и от томления