Андрей Шляхов - Доктор Данилов в госпитале МВД

— Сапожник, [26] У Александра Македонского был придворный художник, известный в то время живописец Апеллес, который имел привычку выставлять свои работы в людных местах и прятаться поблизости, чтобы подслушать, что говорят о его творчестве зрители. Как-то раз один сапожник сказал, что на сапоге, изображенном на картине, недостает одной петли. Апеллес ночью исправил ошибку, а сапожник на следующий день это заметил, сильно возгордился и стал критиковать уже не сапоги, а то, как изображены обутые в них ноги. Разгневанный Апеллес тут же появился на людях и одернул критика, сказав: «Сапожник, суди не выше сапога!». суди не выше сапога!

Половникову Кочерыжкин часто подкалывал фразой, сказанной Сэмом Уэллером мистеру Пиквику: «Волан — прекрасная игра, но если вы — волан, тогда игра чересчур возбуждает, чтобы быть приятной». Язва Половникова, в свою очередь, утверждала, что Кочерыжкин читает так много всякого разного, что на литературу по специальности у него совсем не остается времени. Данилов находил, что не так уж сильно она и преувеличивала, Кочерыжкин и впрямь был «шаблонным» доктором, то есть таким, который действует по раз и навсегда наработанному шаблону, а все непонятное пытается под этот шаблон подогнать. Если наработать достаточно «объемистый» шаблон, то можно и грамотным врачом прослыть.

Начальник отделения заглянул в ординаторскую только для того, чтобы увести Данилова в свой кабинет.

— Слава уже сказал вам?

Роман Константинович не стал садиться за стол, давая понять, что разговор будет короткий.

Данилов кивнул, поняв, что речь идет о вип-клиенте.

— Максимум осторожности и предупредительности. Ему можно почти все — курить в боксе, смотреть ночью телевизор, посетителей пускать беспрепятственно, для них на посту лежат одноразовые бахилы, а в сестринской висят три халата. Осмотрами ему докучать не надо, днем с ним занимаюсь я, а ваше дело — заглянуть в бокс около восьми вечера, спросить, как дела, да смерить давление…

«А также поклониться и шаркнуть ножкой», — добавил про себя Данилов.

— К монитору подключайте только при необходимости, — продолжал инструктаж Роман Константинович. — Если он, не дай бог, ухудшится, это я на всякий случай предупреждаю, то сразу сообщайте ответственному дежурному и требуйте, чтобы вам срочно дали из какого-то отделения медсестру для индивидуального поста, причем опытную. Из глазного лучше не берите — специализация у них очень узкая и по-настоящему тяжелых больных никогда не бывает. И вот еще что, если вы вдруг учуете от него запах или увидите в палате спиртное, не делайте замечаний и не вздумайте что-то изымать! Звоните жене — она приедет и разберется. Номера всех ее телефонов есть в истории болезни.

— Вы это серьезно? — не поверил Данилов. — Насчет жены?

— Ну не министру же вы будете звонить? — ответил вопросом на вопрос начальник отделения. — Не беспокойтесь, там такая жена, что и коня на скаку остановит, не то что своего муженька. Звоните хоть ночью — сама разрешила.

Данилов обратил внимание на то, что Роман Константинович сказал не «попросила», а «разрешила». Показательно, ничего не скажешь.

— Меня тоже можете беспокоить по любому поводу и без него, с такими пациентами пустяков не бывает. Станислав Маркович просил меня обеспечить все в должном виде. Ему в декабре пятьдесят лет должно исполниться, вы понимаете?

— Ждет награды к юбилею? — предположил Данилов.

— Станислав Маркович — полковник внутренней службы, а для полковников предельный возраст пребывания на военной службе равен пятидесяти годам. Ему, конечно, хочется, как это говорится, «в интересах службы» остаться на своем месте еще на пять лет, но для этого нужны не столько медицинские противопоказания, сколько положительная аттестация. А господин Уровейцев — он не просто генерал и начальник коллегии, он еще и зять человека, имеющего прямой доступ к Самому!

— А что, разве сам Уровейцев к министру не вхож?

— Я говорю не о министре, — веско и со значением ответил Роман Константинович. — Ну что ж, вроде я все вам сказал, пора на пятиминутку, а потом я ему вас представлю.

От «ему вас представлю» Данилов едва не разобрал смех, но он сдержался, понимая, что у рядового врача свои приоритеты и представления, а у начальника отделения и тем более у начальника госпиталя — свои.

На первый взгляд «сиятельный пациент» (так про себя прозвал его Данилов после инструктажа, проведенного начальником отделения) производил довольно заурядное впечатление. Плотный, коротко стриженный сорокалетний мужчина с цепким профессиональным взглядом. Типичный сотрудник, каких Данилов повидал уже немало. Речь тихая, начальственная, с едва уловимым пришепетыванием. Звали «сиятельного пациента» Артуром Гелиевичем, запоминающееся имя-отчество, не рядовое.