Трейси Шевалье - Дама и единорог

Никола попытался возразить, но его перебил Леон:

— И это все, что ты можешь сказать? Где твои глаза, Жорж? Быть может, ты видишь такие эскизы в первый и последний раз.

— Тогда поясни, в чем тут смысл.

В коридорчике между кухней и мастерской появилась Алиенора, в руках у нее болтались пустые кружки.

— Дама соблазняет единорога, — заговорил Никола, переступая с ноги на ногу так, чтобы обратиться к Алиеноре лицом. Идиот! — И еще эти сцены означают пять чувств. — Он стал показывать пальцем. — Обоняние. Слух. Вкус. Зрение. Осязание.

Алиенора прошмыгнула в уголок и встала возле бочки.

Мы смотрели на эскизы еще какое-то время.

— Мало фигур, — повторил я. — На увеличенном рисунке останется много пустого места, которое надо будет чем-то заполнить. Придется сделать фон в виде мильфлёра.

— Так вы же умельцы по этой части! Напрасно я, что ли, выбрал именно вашу мастерскую?

— Не все так просто. Придется еще кое-что добавить.

— Что именно? — спросил Никола.

Я взглянул на Филиппа. Теперь его слово, поскольку довести эскизы до ума и заполнить пустоты — работа картоньера. Но Филипп молчал. Скромный парень, ему нужно время, чтобы собраться с духом. Я надеялся, что он понял намек, но этот дурында пялился на рисунки, как будто увидал там первую брюссельскую красавицу, а на лице его застыло какое-то странное выражение.

«С этими женщинами надо ухо держать востро», — я тряхнул головой, отгоняя назойливые мысли. Ничего, такого, как я, не соблазнишь.

— Значит, так: больше людей, больше животных, больше растений, — перечислил я. — Что скажешь, Филипп?

Филипп оторвал взор от эскизов:

— Bien sûr.

— А что еще?

— Э… Может, деревья. Или решетку, увитую розами.

— Даже думать не смейте что-нибудь добавлять, — вмешался Никола. — Мои эскизы и без того совершенны.

Раздался громкий стук — это Кристина выронила поднос. Но вместо того чтобы кинуться подбирать рассыпавшиеся устрицы, она воззрилась на Никола.

— Я не позволю гневить Бога у себя в доме! Совершенное не бывает творением деяний человеческих — только Божьих. У тебя и у твоих эскизов куча пороков, как и у всего сущего.

Я злорадно ухмыльнулся. Теперь Никола убедился, что моей жене палец в рот не клади. Слегка смущенный, он отвесил поклон:

— Простите, сударыня. Я не хотел вас обидеть.

— Бог простит.

— Кристина, — вступил я, — не начать ли тебе подрубать кромку? Скоро предъявлять «Поклонение волхвов» гильдии.

С кромкой можно и подождать, но если сейчас ее не удалить, то еще, чего доброго, она заставит Никола Невинного бухнуться на колени и прочитать молитву. Зрелище, конечно, забавное, но совершенно излишнее.

Кристина взглянула на меня недовольно, но подчинилась. Алиенора присела на корточки и принялась собирать с пола устричные раковины. Филипп сделал движение, явно собираясь присоединиться, но я удержал его за локоть. Его глаза метались от эскизов к Алиеноре и обратно. Филипп живет по соседству и частенько помогает Алиеноре, когда бывает у нас, — опекает ее с тех пор, как оба были детьми. Мы с ним нередко вместе трудимся над эскизами. Порой я даже забываю, что он мне неродной сын.

— Каких размеров будут ковры? — обратился я к Леону.

Леон пустился в пространные объяснения, а я меж тем в уме производил вычисления.

— Как насчет золотой и серебряной нити? Шелк венецианский? Шерсть английская? Сколько фигур на каждом ковре? Какая плотность мильфлёра? Сколько голубого? Сколько красного? Будут ли зубцы? Штриховка?

Пока Леон отвечал на вопросы, я прикидывал, какие назначить сроки и стоимость работы.

— Мне понадобится три года, — произнес я наконец. — Моя цена — четыре сотни туренских ливров, и я оставляю эскизы.

— Шпалеры должны быть закончены к Вербному воскресенью тысяча четыреста девяносто второго года, таково пожелание монсеньора, — тут же отреагировал Леон. Он всегда сыплет словами, как будто заранее все просчитал на несколько ходов вперед. — Его плата — триста туренских ливров, что до эскизов, он забирает их себе, а еще ему хотелось бы получить цветные картоны. Их можно развесить в большой зале, если монсеньору вдруг понадобится перевезти ковры в другое место.

— Твои условия неприемлемы. И ты, Леон, понимаешь это не хуже меня. Ты отводишь на всю работу меньше двух лет. Я не уложусь в такие сроки — не говоря уже о смехотворной плате. Это предложение — издевательство. Поищи себе другого ткача.

Предложение и впрямь звучало как издевательство. Ничего, попытаю удачу с зелеными чулками, авось и пронесет. Все лучше, чем работать за такие деньги.