Фред Бодсворт - Чужак с острова Барра

Неподалеку от южной оконечности этой цепи лежит Барра, пустынный скалистый остров, источенный ветрами и ливнями, приливами и отливами моря, которому неведом покой. Это крохотный островок, в самом широком месте миль десять, не больше, но беспокойные воды, омывающие его берега, каждую осень дают приют крупнейшей в мире колонии казарок, которые собираются здесь на зимовку.

Белощекие казарки — птицы средней величины, около двух футов длиной от клюва до хвоста, с очень четкой окраской, состоящей из черного, белого и серого цветов. Спинка серая, бока и брюшко белые. Грудь, шея и голова у них черные, но спереди на голове резко выделяется большое круглое белое пятно. По этому удивительному белому пятну, которое ясно видно издалека, и можно распознать этих птиц. Но еще удивительнее необычная для гусей привязанность белощеких казарок к морю.

Большинство диких гусей — птицы болотистых лугов и низин, но казарки лишь изредка забредают далеко от хлестких океанских волн. Оперение их постоянно, будто инеем, покрыто солью, и грохот прибоя вечно звучит в их ушах. Даже в пору гнездования они держатся вблизи от моря, выводя птенцов на каменистых уступах прибрежных скал и на склонах фьордов северной Гренландии, бок о бок с беснующимся океаном.

Первые казарки возвращаются на Барру, то есть на Внешние Гебриды, в начале октября. Они прилетают с севера и движутся над морем низким клином с неровными, волнистыми краями, напоминая, когда они только появляются на горизонте, клочья серого дыма. С возбужденным гоготанием, похожим на тявканье своры мелких собачонок, распластав широкие крылья, они опускаются прямо в заросли ламинарий и морской травы на отмелях у берегов Барры. Некоторые из них летят дальше, пока не достигнут Внутренних Гебрид, Клайда и болотистой низины Сольвей, но большая часть стай никогда не залетает южнее Барры. Тут они зимуют, разыскивая по ночам корм на поросших морской травой низинах, а каждое утро улетают на целый день в открытое море, где и отдыхают. Стаи летят в сторону открытого моря до тех пор, пока самая высокая точка Барры — Хивэл-Хилл — не превратится в бледный серовато-синий бугорок на горизонте, тогда они опускаются на воду и, высоко покачиваясь на волнах, до наступления сумерек легко и грациозно бороздят громадные атлантические волны. Так они проводят большую часть жизни — вдали от берега, в открытом море.

В апреле, когда гебридские фермеры начинают пахать свои песчаные поля, белощекие казарки улетают на север к фьордам Гренландии.

В начале мая, когда на Барре пышно цветут примулы и колокольчики, последние казарки покидают остров. Но стояла уже середина мая, а один гусь все еще оставался на острове.

Это был оставшийся без пары холостяк. Гуси достигают половой зрелости лишь во вторую весну своей жизни, поэтому в мае в местах зимовий всякий раз задерживаются стаи годовалых холостяков, в которых еще не пробудилась вешняя жажда странствий. В ту весну, после того, как в апреле Барру покинули взрослые птицы, способные к размножению, здесь на месяц оставалась целая стая, с сотню, а то и более казарок. Хотя физически они и не были готовы к гнездованию и выведению потомства, в них все же проснулись первые зовы полового влечения. Самцы возбужденно подпрыгивали и становились в позы, добиваясь благосклонности самок, и потом, присмотрев себе пару, в драке с соперниками отстаивали облюбованную подругу. Разделившись на пары в первую весну, они не расстаются всю жизнь, и даже когда смерть разлучит их наконец, редко бывает, чтобы оставшаяся в живых птица стала подыскивать себе нового спутника жизни.

Но у Белощека, который один засиделся теперь на острове Барра, деятельность желез, побуждавших к брачным играм, развивалась медленнее, чем у других. К началу мая пары определились, не осталось ни одной свободной самки, и Белощек оказался в одиночестве, никому не нужным холостяком. Это был крупный гусак, куда тяжелее многих своих сородичей, и он без труда мог бы отбить себе подругу, изгнав из стаи другого гусака. Но стремление к спариванию не превратилось у него пока в непреодолимый импульс, и он не испытывал никакого желания драться за подругу.

После того как пары определились, гусями овладело беспокойство, неудержимо звавшее их в полет. В этом году они еще не будут вить гнезда, но их все же тянули к себе дальние гренландские гнездовья предков. Беспокойство нарастало, как лихорадка, и когда накануне гуси после кормежки вылетели в море, то вместо того, чтобы остановиться на отдых в привычном месте, милях в десяти от берега, они полетели дальше на северо-запад.