Кингсли Эмис - Зеленый человек

— Думаю, ты собираешься все мои недомогания приписать пьянству.

— Конечно, связь самая прямая.

— В прошлый раз, когда мы обсуждали мои расстройства, ты усмотрел их связь с эпилепсией. Как же совместить одно с другим?

— А почему бы и нет, если и в самом деле действуют оба фактора? Как бы там ни было, диагностировать эпилепсию — вопрос техники. Не в моих силах обещать, что у тебя никогда не будет эпилептического припадка, так же как я не смогу поручиться за целость и невредимость твоих конечностей. Но я могу сказать, что в данный момент признаков подобных неприятностей у тебя нет. Однако должен заметить, что налитые кровью глаза указывают на самую прямую связь между алкоголем, дрыганьем и этими твоими рожами. Это стресс. Самый настоящий стресс.

— Алкоголь снимает стресс.

— Только вначале. Послушай меня, брось ты это, Морис. Двадцать лет не можешь оторваться от бутылки, какой прок читать лекции о том, что ты в порочном кругу, катишься по наклонной плоскости и так далее и тому подобное. Я ведь не прошу, чтоб ты окончательно бросил пить. В этом тоже пользы мало. Попробуй понемножку. Удержись, не пей много до вечера. Чем раньше начнешь себя ограничивать, тем лучше, ведь уже сегодня ты дошел до такого состояния, будто твой седьмой десяток не за горами. Но я вовсе не хочу, чтоб ты себя чувствовал, как покойник на собственных поминках, поэтому давай оставим сейчас этот разговор. Пойди-ка предложи гостям какое-нибудь фирменное блюдо, а затем сделай пробежку между столиками, извиняясь, что поперчил пудинг из потрохов собачьим дерьмом; а я пока поболтаю с нашими пташками.

Я почти полностью последовал его советам, но отправился восвояси позже, чем предполагал, так как мой балтиморский гость с поспешностью заики, обращающегося к собранию отборных дебилов, сделал пространный обзор достоинств моей кухни. Я выслушал все от начала до конца и, ответив с подобающим красноречием, покинул зал и пошел к себе.

Из спальни моей дочери доносились звуки властного и одновременно капризного мужского голоса, произносящего слова с сильным центрально-европейским акцентом. Тринадцатилетняя Эми, высокая, тонкая и бледная, сидела на краешке постели, ссутулив спину, подперев руками щеки и упершись локтями в коленки. Все, что было вокруг нее, с предельной точностью отражало и ее возраст и ее среду; цветные фотографии певцов и актеров, вырезанные из журналов и приклеенные скотчем к стенке, маленький пастельно-розовый проигрыватель без крышки, пластинки и их разноцветные футляры, в которых самих пластинок почти не было, разбросанная повсюду одежда, казавшаяся слишком узкой, если пользоваться ею по прямому назначению, множество кувшинов и горшков, маленькие пластмассовые флакончики, расставленные на туалетном столике вокруг телевизора. На экране волосатый мужчина разговаривал с лысым.

«Результаты наступления на доллар, разумеется, проявятся не сразу. Нужно подождать и разобраться, какие средства окажутся эффективными».

— Дорогая моя, ради всего святого, зачем ты это смотришь?

Эми пожала плечами, сохраняя прежнюю позу.

— Что по другим каналам?

— По одному — музыка, разные там скрипки и прочее, ну, сам знаешь, а по другому — лошади.

— Ты же любишь лошадей.

— Других.

— А эти чем плохи?

— Они все как по струнке.

— Что ты имеешь в виду?

— Они все как по струнке.

— Не понимаю, почему ты только и делаешь, что смотришь телевизор, любую чушь, лишь бы смотреть. Ты бы не могла… Мне бы хотелось, чтоб ты иногда брала в руки книжку.

«Сами понимаете, что наши первоочередные проблемы Международный валютный фонд мало беспокоят», — сказал волосатый с презрением.

— Солнышко, выключи ты его, а? Слышать не могу… Так-то лучше, — сказал я, когда Эми, не отрывая глаз от экрана, протянула руку с длинными пальцами к дистанционному переключателю и уменьшила волосатому голос, превратив его в придушенный хрип.

— Послушай, доктор Мейбари с женой будут у нас сегодня обедать. Они придут с минуты на минуту.

Почему бы тебе не надеть вечернее платьице, не почистить зубы и не заглянуть к нам, чтобы поболтать перед сном?

— Нет, папочка, спасибо.

— Но они же тебе нравятся, сама говорила.

— Нет, спасибо.

— Ладно, пойди и пожелай спокойной ночи дедушке.

— Уже.

Когда я стоял у постели дочери, стараясь придумать, как пробудить в ней интерес к жизни, то случайно увидел фотографию ее умершей матери, как всегда висевшую на стенке у окна. Почему мой взгляд на нее упал, не имею представления, и хотя мне казалось, что я себя не выдал даже жестом, Эми, и не покосившись в мою сторону, видимо, поняла, что я заметил фото. Она слегка пошевелила ногами, словно ей стало не по себе. Неожиданно воодушевившись, я сказал: