Кэтрин Райан Хайд - Любовь в настоящем времени

Я полон ею. Это так замечательно.

— Сегодня придет одна дама, хочет проверить, хорошо ли тебе у нас.

Какая еще дама, интересно? И какого черта ей взбрело в голову, что мне у Митча плохо?

Митч говорит:

— Когда маленький мальчик живет без мамы, обязательно приходят люди, которые работают на правительство, и проверяют, все ли с ним в порядке. Эта дама должна решить, сможешь ли ты жить со мной. Если тебе здесь хорошо, так ей и скажи.

— Хорошо. Я ей так и скажу. И еще скажу, что у меня здесь немерено друзей.

Потом, когда дама ушла, Митч сказал: если у меня есть желание, мы можем взять деньги из штраф-копилки и потратить их, на что я захочу.

Значит, на эти деньги я могу покупать игрушки и компьютерные игры. Компенсация за плохие слова при мне. Так Митч сказал. Ну, игрушек-то я почти не покупаю. Я лучше схожу куда-нибудь с Митчем. В кафе там, или в кино. И мне веселее, и Митчу. А то ему скучно, я-то вижу.

— А откуда эта дама знает, что я здесь?

Мне как-то не доводилось разговаривать с правительством. Да и Митча в такой роли мне трудно себе представить.

Оказывается, миссис Моралес обратилась в полицию, чтобы объявили Перл в розыск.

— Ой, — говорю. — Только вряд ли они ее найдут.

Мои слова вызывают у Митча тревогу. Я понятия не имел, что для него это так важно.

— Может, ты что-то знаешь, а я нет? — пристает Митч.

Что ему ответить? Сложный вопрос. Ведь, может, он и на самом деле чего-то не знает из того, что знаю я. Только мне ведь не известно, о чем он осведомлен, а о чем — нет. Так что тут не скажешь наверняка.

Тогда Митч уточняет свой вопрос. Не говорила ли мне Перл, куда собирается? Нет, отвечаю, словечком не обмолвилась.

— А почему ты тогда думаешь, что полиция ее не найдет?

— Ну, они наверняка будут ее искать не там, где надо.

Про полицию я толком ничего не знаю. Но мне известно кое-то другое. Вы когда-нибудь видели, чтобы полицейские искали кого-то в капле дождя или в брызгах волн? Или, положим, в воробье?

В доме Гарольда Столлера — тридцать пять комнат. На площади в четыре акра. Дом самодовольно расселся на холме, с одной стороны — океан, с другой — огни города. Мужик срубил деньжищ на программном обеспечении. В принципе, я занимаюсь тем же самым. Только у него получилось лучше и быстрее. Впрочем, это сразу видно.

Парковщик ставит куда положено мой ржавый «вольво», а я направляюсь к двери дома в своем единственном парадном костюме и при единственном шелковом галстуке. Галстук мне подарила Барб после того, как я пожаловался, что мне нечего нацепить на шею, если вдруг приспичит. У уха сопит отглаженный Леонард. На нем самая новая и чистая пижама. Одеяло, в которое он завернут, вполне пристойного вида.

А что мне было делать в сложившихся обстоятельствах?

Я стучу. Дверь открывает горничная в черно-белом наряде.

Ну дела. Просто сюрреализм какой-то. Вот это жизнь. Только к чему все это?

— Митчелл Деверо, — представляюсь я.

— Добро пожаловать.

Проникаю в холл. Что делать дальше? И тут я вижу ее. Я как раз собираюсь спросить у горничной, куда пристроить ребенка. Удобно ли будет сунуть ей пару долларов, чтобы она уложила спиногрыза спать? Не пойду же я на тусовку к мэру с Леонардом на плече! Или пойду? А если он проснется в незнакомом месте и напугается?

Тут-то из кухни и появляется Барб, останавливается в конце длиннющего холла и смотрит на меня. Не слишком консервативная прическа — само очарование, облегающее платье — чуть длиннее обычного пиджака. И ноги. Вот это ноги!

Барб идет ко мне через холл. Горничная куда-то исчезла. Интересно, смогу я два слова связать, когда Барб наконец окажется рядом?

Она уже совсем близко. Две ступеньки — последнее, что нас разделяло, — остались позади. Ну, давай. Произноси свою речь.

— Я приношу свои извинения. Ханна обещала посидеть с мальчиком, но что-то случилось. Она позвонила за полчаса до выхода. Я уже не успевал пригласить никого другого. Прямо не знаю, что делать. Не прийти я не мог. Просто безвыходное положение.

Говори четко. Не бормочи. Веди себя как светский человек.

Она касается моего рукава:

— Не волнуйся. Разберемся. Идем.

Я поднимаюсь по устланной ковром лестнице и иду по коридору. Барб стучится в закрытую дверь, и мы чего-то ждем. Чувствую запах ее шампуня, хочется протянуть руку и дотронуться до ее волос. Но я не могу себе этого позволить.

Дверь открывает полная латиноамериканка средних лет. За ее спиной мерцает телевизор, слышится испанская речь. Какая-то мыльная опера, не иначе.