Кэтрин Райан Хайд - Любовь в настоящем времени

Как бы там ни было, вспоминается вот что.

Самое важное: я смотрел на пламя свечи и знал, что в нем Перл и что она со мной. Это была моя счастливая минута.

Потом, решив, что я заснул, они стали шепотом разговаривать. А я притворялся спящим, и вовсе не потому, что мне так уж хотелось подсмотреть за ними. Просто я был в том возрасте, когда не верится, что окружающий мир существует, пока ты спишь. А так я обманывал сон — и мог слышать все, что каждую ночь ускользало от моих ушей.

Барб сказала:

— Ты знаешь, как называют тех, кого вытаскивают из опасных мест на веревке?

Митч спросил:

— Кто называет?

— Сами спасатели, диспетчеры, полицейские. Что-то вроде профессионального жаргона.

— Сдаюсь, — говорит Митч. — И как они их называют?

— «Чайный пакетик» или «обезьяна на лиане». В зависимости от настроения.

— Прямо так сразу и «обезьяна»? Только потому, что его с собакой застигло наводнение?

— Мы говорим о двух разных вещах. Ты говоришь про спасаемого. Я говорю про спасателей.

— Ты меня совсем запутала. Почему он обезьяна-то?

— Начнем с того, что спасатели рисковали жизнью ради какого-то идиота, которого неизвестно зачем понесло к воде, да еще с собакой, хотя всех предупреждали о наводнении. Точно говорю тебе, Митчелл. Как правило, спасать приходится тех, кто угодил в беду по глупости, какой даже последний идиот не допустит. Чем старше становишься, тем лучше это понимаешь. Они еще этому собачнику выставят счет за спасение. Вот посмотришь.

— Собаку жалко, — говорит Митч. — Только собралась насладиться прогулкой, как ей — раз! — и весь кайф обломали. Не забалуешь.

Они немного помолчали, и Барб сказала:

— Невыгодно быть собакой, Митчелл.

Я до сих пор ломаю голову, что она хотела этим сказать. Конечно, можно воспринять ее слова буквально, но как быть с тоном, которым она их произнесла? Казалось, она хочет преподать Митчу урок, но вот какой? Собака она и есть собака, тут уж ничего не поделаешь, какие бы уроки ей ни преподносили.

Через некоторое время послышались звуки, похожие на поцелуи, но я не стал открывать глаз. Сопение и чмоканье слышались очень отчетливо.

— Господи, — шепнул Митч, — только не провоцируй меня.

Тогда я не догадывался, что он имел в виду, но в его словах чувствовалось сильное желание. Как если бы дерево тянуло ветки к воде или солнцу и не могло пошевелиться. Странно было, ведь он лежал рядом со мной. Почему он так сильно хочет чего-то, тогда как на меня снизошло умиротворение? Какие еще желания, когда мир полон счастья?

Еще через некоторое время закопошилась Барб, и я понял, что она одевается и собирается уходить. С собой она забрала часть Митча. Он сразу переменился, я почувствовал это.

Открыв глаза, я почти видел окно в крыше. По стеклу барабанил дождь, но струй я без очков не видел. И я постарался представить себе дождь. Ведь я всеми печенками чувствовал, что и в нем — Перл.

Потом Митч задул свечу. Это ничего не изменило, Перл по-прежнему была здесь.

Какое счастье!

Ну да, мне было всего-навсего пять лет, и как это я умудрился запомнить столько всего? Но это было, было на самом деле. Первая зарубка, самое начало. Пусть кто-то мне не поверит. Главное, я верю сам.

Может быть, какие-то слова или подробности со временем исказились, но ведь это несущественно. Ведь самое важное осталось неизменным.

На следующее утро я еле продрал глаза. Недосып, нервное перенапряжение, дурные мысли и нежелание видеть Кэхилла.

Он явился в десять минут десятого, оглядел меня с ног до головы и остановил взгляд на перевязанной лодыжке. Последовал дикий взрыв смеха. Уж Кэхилл-то не упустит возможности поржать на мой счет.

— Господи ты боже мой, — говорит. — Опять? Новое тяжкое ранение на поле брани? Очередной визит этой дамы закончится панихидой. Не женщина, а зондеркоманда, четвертый номер. Да хранит тебя Господь, Док.

Найдет же гадкие слова. Черта, которую я не могу позволить ему перейти, все ближе. Мы оба чувствуем это. Вчера он обозвал Барб «мэрской женой». Каламбурщик хренов.

Я ему чуть по роже не двинул. Но за черту он еще не заступил. Хотя немного осталось.

— Смени тему.

Кэхилл сменяет тон. Не в лучшую сторону.

— Ошибочка вышла. Может, еще обойдется без жертв.

Больше всего меня бесит, что его удары наносятся вслепую, но тем не менее попадают в цель.

— А почему Леонард здесь?

— Долгая история.

В девять двадцать притащилась Ханна, на ходу расчесывая волосы.