Мишель Турнье: Жиль и Жанна

— Во имя Иисуса, сдавайтесь нам побыстрее и покоритесь королю Карлу!

С высоты укреплений ей отвечают градом снарядов и потоком брани:

— Развратница, скотница, бесстыдница! Если бы арманьяки были мужчинами, ты бы не болтала повсюду о своей девственности!

Прошли первый, сухой ров. Второй ров необычайно широк, пятьдесят футов, и весь наполнен поднявшимися водами Сены. Жанна первой оказывается на краю рва. Она ступает в воду, пробуя дно древком знамени, чтобы определить, где лучше переправиться. Если потребуется, туда можно будет столкнуть повозки с хворостом. Те, кто находит переправу, делают свое дело, осыпаемые дождем стрел и дротиков. Неожиданно в ногу знаменосца Жанны впивается короткая стрела. Подняв забрало, он наклоняется к ране. И, получив вторую стрелу прямо в лоб, падает навзничь. Жанна подхватывает стяг, но она также ранена чуть выше колена. Несмотря на отчаянные протесты девушки, сеньор де Гокур уводит ее. Она не желает уходить с поля боя.

— Надо было идти вперед и перебраться через рвы! Париж был бы наш.

Гокур сообщает ей, что Алансон и Клермон выбиты со свиного рынка, где они поначалу овладели ситуацией. Ей самой придется перевязать себе рану. Солнце клонится к закату. Завтра бой возобновится.

— Завтра, опять завтра! Вот уже который месяц мы ждем завтра. Но я-то знаю, что должна все делать быстро. Дни мои сочтены. Мне остался один год, не больше.

Вытянувшись на походной кровати в своей палатке, она даже не смотрит на раненую ногу, на эту гадкую рану, откуда ей на колено бежит струйка крови. Она лишь жалеет о потерянном дне:

— Отступить, когда все было за нас! Город был бы уже взят.

Палатку заполняют любопытные и костоправы, все готовы ухаживать за ней. Она гневно отталкивает их:

— Уходите! Уходите все! Для выздоровления мне не надо ни мазей, ни жира сурка, ни териака. Господь и его святые позаботятся о моей ране.

Врачи покинули палатку. Однако один человек остался сидеть на высоком солдатском барабане. Это Жиль. Наступает долгая тишина. Наконец он нарушает ее.

— Ты все еще в пылу сражения, — говорит он. — Ты не чувствуешь своей раны. Но уже через час тебе понадобится все твое самообладание. Ты будешь мучиться. Станешь мучиться всю ночь.

— Я буду мучиться, если того пожелает Господь. Радость и страдание исходят только от Бога. Что ты здесь делаешь?

Жиль смотрит на нее и неопределенно улыбается.

— Смотрю на тебя. Подле тебя я согреваю свое сердце.

— Ты принимаешь меня за жаровню?

— В тебе есть огонь. Наверное, он от Бога, но, может быть, и от Дьявола. Добро и зло всегда рядом. Из всех тварей Люцифер был больше всех похож на Господа.

— Мне кажется, что ты слишком много рассуждаешь для обыкновенного рыцаря. Однако твои товарищи считают, что у тебя ума не больше, чем у бычка-двухлетка.

— Это правда. У меня в голове никогда не бывает больше одной мысли. Я не книжник и не философ, я даже с трудом пишу и читаю. Но после твоего появления в Шиноне двадцать пятого февраля этого года, единственная мысль, удерживаемая моей бедной головой, зовется Жанна.

Внезапно Жанна испытующе смотрит на него.

— Не пытайся ухаживать за мной, молодой бычок. Жанна не из тех, кому наемники задирают юбки где попало!

Жиль встал и опустился перед ней на колени.

— Не бойся, Жанна. Я люблю тебя за то, что ты такая. Орлеанская Дева. Девушка-мальчик, вызволившая Францию и добившаяся помазания короля. Добрый товарищ по оружию, мчавшийся на врага вместе со мной под Пате. Эх! Ну и наподдали мы тогда этим годонам! [4] Годоны — презрительное название англичан во время Столетней войны, происходит от английского ругательства «God damnet». — Прим. перев.

При этом напоминании Жанна не может сдержать улыбку.

— Но больше всего я люблю тебя за чистоту, чистоту, которую ничто не может омрачить.

Опустив голову, он замечает её рану.

— Дозволишь ли ты мне единственный раз поцеловать тебя? — Он наклоняется и надолго прижимается губами к ране Жанны.

Затем, выпрямившись, облизывает губы.

— Я причастился твоей крови. Навеки соединился с тобой. Отныне, куда бы ты ни шла, я последую за тобой. На небо или в преисподнюю!

Жанна вздрагивает и встает.

— Прежде чем отправляться на небо, я хочу двинуться на Париж!

Словно в ответ на ее слова в палатку врывается офицер.

— Король приказал сообщить вам, что сыграли отбой. Свита короля покинула Монмартрские холмы и отступила в Сен-Дени. Завтра они отойдут к берегам Луары.