— Душа пребывала в погибели, я почел своим долгом устремиться к ней на помощь, — звучно произнес Прелати.
— Подобная забота с вашей стороны удивляет нас, но с еще большим удивлением узнаешь, что вы, по утверждению вашему, дабы помочь этой душе в погибели, взываете не к Господу и святым, но к Сатане, Баррону, Велиалу, Вельзевулу, словом, призываете всю адскую нечисть!
— Они одни еще могли что-то сделать для сеньора де Ре.
— Объясните.
— Отец Бланше предупреждал меня. Однако, обнаружив, до какого мерзостного состояния дошел сеньор де Ре, я ужаснулся.
— И призвали на выручку Дьявола.
— Для обращения к Господу и его святым там был отец Бланше, а он, похоже, уже исчерпал все свои молитвы. Одна из поговорок моей родины звучит примерно так: лечишь лошадиную болезнь — зови ветеринара. В данном случае лекарством был огонь. И прежде всего огонь Ада, единственный, коим можно было прижечь гноящиеся раны сеньора де Ре.
— Странный способ лечения — отдать де Ре в лапы Дьявола!
— Речь шла не о том, чтобы отдать сеньора де Ре в лапы Дьяволу. Призывая Баррона, я написал расписку, каковая гласила: «Приди ко мне по моему велению, и ты получишь все, что пожелаешь, кроме души моей и умаления моей жизни».
— Так вы считаете, что Дьявол способен сделать скидку?
— Конечно. Надо только уметь с ним договориться.
— Но обязуясь отдать ему все, чего он пожелает, знаете ли вы, чего он может пожелать?
— Конечно!
— Человеческих жертв! Крови, сердец, трупов детей!
— А разве Господь не потребовал от Авраама принести в жертву своего маленького Исаака?
Малеструа не вытерпел. Разъяренный, он вскочил и трясущимся указательным пальцем, затянутым в малиновую перчатку, стал тыкать в сторону допрашиваемого:
— Проклятый флорентиец, ты оскорбляешь Писание!
Прелати повернулся к нему и почтительно, но с явной издевкой произнес:
— А разве Иисус не сказал: «Пустите детей и не препятствуйте им…» [9] Матер., 19, 14
— Я приказываю тебе замолчать! — прогремел Малеструа.
— Сатана есть подобие Господа, — продолжил Прелати с нарочитым смирением. — Да, подобие перевернутое и уродливое, но все-таки подобие. В Сатане нет ничего, чего не было бы в Господе. И полагаясь на это исчерпывающее сходство, я рассчитывал спасти сеньора де Ре.
Судьи, эти теологи и большие любители изощренных диспутов, помимо своей воли навострили уши. Пьер де Лопиталь сделал знак Малеструа не прерывать Прелати.
— Продолжайте!
— Бросить сеньора де Ре на самое дно пучины мерзостей, а затем, воздействуя огнем, заставить его претерпеть то изумительное превращение, которое обращает низкий свинец в золото. И он предстанет перед нами в ореоле святости!
— Это безумие! — восклицает Менструа.
— Мы живем в безумное время. Злоключения Девы Жанны словно молнией поразили сеньора де Ре.
— Зачем вы впутываете в это дело Деву Жанну?
— Сеньор де Ре вручил свое доблестное сердце в руки Жанны, излучавшей святость. Ангелы берегли ее, святой Михаил и святая Екатерина наставляли на верный путь. И она летела от успеха к победе. Затем наступила пора злокачественных перемен: черная ночь темницы, процесс, приговор, искупительный, но в то же время и спасительный костер. Надо было, чтобы сеньор де Ре в свою очередь подвергся такому испытанию, прошел через него. В этом причина его преступлений, творимых во имя Дьявола. И он отныне на правильном пути.
— Что вы называете правильным путем?
— А разве он, как Жанна, не идет на костер?
— На что же вы надеетесь?
— На благое изменение. Как знать, не будет ли руанская колдунья вскоре реабилитирована, не снимут ли с нее обвинение? Ее станут почитать. И я не удивлюсь, если эта маленькая пастушка из Домреми в один прекрасный день будет канонизирована Римом. Объявят праздник святой Жанны! Святая Жанна! Представляете, какой светлый отблеск падет тогда на Жиля де Ре, всегда следовавшего за ней словно тень? И кто может сказать, не канонизируют ли заодно и ее верного товарища: святого Жиля де Ре?
В среду 25 октября 1440 года на океанском побережье свирепствовал один из тех осенних штормов, которые заставляют верить в близкий конец света. Огромные валы обрушивались на песок. Соленые брызги и клочья пены взлетали в небо, изборожденное молниями, и устремлялись в улочки Нанта. На одном из песчаных языков, коими изобилует устье Луары, именуемом островом Бьес, люди, борясь со шквальным ветром, сооружают причудливую голгофу: три костра, над которыми возвышаются три виселицы; та, что в середине, выше двух остальных.
Читать дальше