Мордехай Рихлер - Кто твой враг

Джои разговаривала с молоденькой девушкой. Они составляли разительный контраст. Джои, стройная, светловолосая, лет тридцати пяти, смуглая, с резкими чертами лица и огромными карими глазами, умела себя подать. Была элегантно одета. Девушка же, с копной волос, в которой светлые пряди перемежались русыми, и бархатисто белой кожей, после поезда выглядела встрепанной. Джои, будь она полноватой, как эта девушка, ни за что не надела бы брюки. Тем не менее взгляд Нормана приковала именно девушка. До того она была живительно американская.

— Норман! — Чарли кинулся к нему. — Норман!

Джои обняла Нормана, прижала к себе.

Девушка, с которой разговаривала Джои, еле заметно улыбнулась Норману, и он улыбнулся в ответ. Девушка потупилась.

— Норман, я всю ночь не спал, — начал Чарли. — Так волновался. Спроси Джои. — Он сжал руку Нормана. — Столько всего нужно тебе рассказать.

Джои обернулась, кинула беглый взгляд на девушку и взяла Нормана под другую руку.

Салли нерешительно помахала им. Оставшись одна, она смотрела, как троица рука об руку уходит прочь. Салли была разочарована. После всего, что за долгие годы понарассказывал о Нормане Прайсе отец, она нарисовала себе романтический образ. Сплавом самых притягательных черт хемингуэевских и фитцджеральдовских героев — вот каким должен был быть этот рослый эмигрант. В жизни же он — ну не досадно ли — выглядел как самый обычный школьный учитель социалистического толка. Норман и Джои пошли выпить чаю, Чарли тем временем занялся багажом.

— Джои, до чего ж я рад тебя видеть.

— И Чарли?

— И Чарли. Разумеется, и Чарли.

Обращенное к нему потвердевшее смуглое лицо не дрогнуло.

— Норман, ты так вперился в меня.

— Гадал, что было бы, — он не стал увиливать, — согласись я уехать с тобой в Мексику.

Джои рассмеялась своим резким смешком.

— Презираешь меня? — спросил он.

— Не льсти себе, Норман.

Норман порывисто протянул руку, погладил ее по щеке.

— Ты счастлива, — спросил он, — счастлива с Чарли?

— Я успокоилась.

— А… А, понимаю.

— Я не встречала человека добрее его. И в этом, что бы там ни было, его суть.

— Ты говоришь так, будто гостиницу рекомендуешь.

— Давай переменим тему. А ты, ты счастлив?

Глядя на Нормана, она в ожидании ответа с грустью вспомнила: много было такого, что ты не позволял себе сделать, написать или сказать, потому что Норман, Норман Прайс, доцент Норман Прайс, счел бы это непорядочным. Теперь он писал триллеры. Ей захотелось уязвить его, но нежная медленная улыбка, осветившая его лицо, ее остановила: она поняла, что он огорчится не за себя, а устыдится за нее. Писать триллеры — для Нормана своего рода игра. Писательского самолюбия у него нет. И в их компании никого выше Нормана по-прежнему нет.

— Ну как, Норман, я все еще недурна?

— Красавица, ей-ей. Честное скаутское.

Он потянулся к ее губам, но тут на его плечо легла рука Чарли.

— Смотреть — смотри, — сказал Чарли, — а руками не трогай.

Норман ухмыльнулся.

— Я стоял вон там, — Чарли показал на дверь, — и минуту-другую следил за вами. И так вам было уютно вдвоем, что я чуть не возненавидел вас. Какого черта, я что, обречен вечно таскаться к аналитику?

В такси Чарли переключился на американскую внешнюю политику, долго разносил ее на все корки. Говорил он так, будто запамятовал о каком-то деле, но, как ни напрягал память, вспомнить, что это за дело, не мог, и оттого казалось, что он думает о чем-то постороннем. Чарли громил тех, кто дал слабину.

— Не торопись с выводами, — сказал Норман. — Выбор не из легких. Отказаться от полутора кусков в неделю ради чести и ради людей и идей, в которые больше не веришь…

— Чарли, Норман хочет сказать, что тебе и близко не светило столько получать в Голливуде.

Чарли положил руку на лоб, точно припарку.

— Я мог бы так поступить, — сказал он. — А ты так и поступил.

— Чарли, да я получал в университете всего-навсего сотню другую в неделю. Мало того, эта работа мне осточертела.

— Переменим тему, — сказала Джои.

— Что ж, как бы то ни было, мы тут. — Чарли сжал колено Нормана, расцвел улыбкой. — Мы с Джои. Пятнадцать лет прошло, а мы все еще вместе. Никогда не вешаем нос, никогда не падаем духом. Такие канадские весельчаки-бодрячки.

Они дружно засмеялись.

— Сколько лет мы не виделись, Норман? Пять.

— Шесть, — поправила его Джои.

Норман рассказал им про Ники. Сказал, что они могут пока что пожить в его квартире.