А на такой шаг способен лишь отчаянный смельчак, безумец или еврей, который опасается сплоховать. В ту минуту я ненавидел Хорнстейна так, как никого и никогда.
Я бы выбросился, вот какая штука. Как пить дать.
— Это вы зря, — сказала Салли, — откуда вам знать, как бы вы поступили?
— Да потому что я не раз рисовал себе, как попадаю в такой переплет.
— Откуда в вас такая уверенность?
— Я рассудил, что моя жизнь, в общем и целом, дороже жизни тех, кого убил бы при падении мой «спитфайр». Что ни говори, я же опытный летчик-истребитель. Так что сверх всего Хорнстейна я ненавидел еще и потому, что он храбрее меня.
Норман замолчал — можно было подумать, что он дал Салли таблетку и не хочет продолжать, пока она не подействует.
— После того как Хорнстейн разбился, у меня помутилось в голове. Боеприпасы у меня еще оставались, и на аэродром вместе со всеми я не вернулся. Поднялся повыше и тут увидел, что четыре «мессершмитта» направляются восвояси. Я погнался за ними, готов был гнать их до самой Франции, но на полпути по моему крылу забарабанили пули. Два «мессершмитта» летели еще выше меня. Я взмыл, попытался оторваться, но из двигателя повалил черный дым. Огонь проник в кабину — так я разбился.
Рассказывая Салли о Хорнстейне — этим он еще ни с кем не делился, — Норман почувствовал, да и Салли, по-видимому, поняла, что теперь они вправе рассчитывать друг на друга. И она перед ним в долгу.
— Я, пожалуй, пойду.
Салли подошла к Норману, поцеловала в губы. Всего лишь дружески. Норман, похоже, был уязвлен. И Салли, несколько озадаченная, спросила:
— Вы позвоните мне завтра утром?
— Конечно.
— Нет, правда. Вы не просто так это говорите?
— Позвоню с утра пораньше. Обещаю.
Салли стояла у окна, прижавшись рукой и щекой к холодному стеклу: смотрела, как Норман садится в такси. А тут еще небо усыпали звезды и — черт их подери — «мерцали» прямо как в душещипательных романах, а внизу на все лады шумела ночь.
Дома, в Монреале, ее отец сейчас наверняка сидит за письменным столом, строгий, прямой, — у одного локтя «Лузиады» [43] «Лузиады» — поэма португальского поэта Луиша ди Камоэнса (1524–1580), своего рода национальная эпопея.
, у другого учебник. Мать в гостиной, вяжет и слушает Моцарта, внизу погромыхивает трамвай, их сосед мистер О’Миэрс зовет: «Рос, да поторопись ты. Эд Салливан [44] Эд Салливан (1901–1974) — журналист и актер, автор вошедшей в историю американского телевидения программы «Шоу Эда Салливана», в которой он знакомил зрителей с разными знаменитостями.
уже начинает…», в парке парни в спортивных куртках кричат «Эй, красуля», и копчености, и Фрэнки Лейн [45] Фрэнки Лейн — американский поп-певец. Писал песни и сам. Наибольшей известностью пользовался в 1940–1950 гг.
у Мамаши Хеллер, и зубрежка перед экзаменами, и Шелдон говорит ей: «Раз ты во что бы то ни стало решила уехать в Лондон, видно, тебя не удержать…»
Но ей их недоставало. Ей их уже недоставало.
Салли потушила свет и закурила. Сегодня мне не уснуть, подумала она.
VII
— Хочешь сценарий покруче, — пел Чарли, — обратись к Лоусону лучше. У Лоусона товар штучный.
— Не так громко, — крикнула из спальни Джои.
Как же, как же, подумал Чарли. Не так громко. Интересно, как теперь заговорит эта Суперстервоза. Чарли высунул язык.
— В двадцать два ты поимел мильоны баб, — пел он sotto voce [46] Вполголоса ( ит. ).
, — почему же деньги заработать слаб? Почему б тебе не выкроить полдня и сценарий не сварганить для меня?
Чарли светила работа. Он произвел хорошее впечатление. На него, того и гляди, посыплются приглашения на вечера к Винкельману, Ландису, Джереми и Грейвсу. То-то Джои обрадуется. А Чарли, когда разбогатеет, не станет сквалыжничать, не то что кое-кто из его знакомых.
Деньги, думал Чарли. Чарли нужны были деньги, много денег. Деньги, чтобы содержать родичей Джои, Уоллесов, деньги, чтобы оплачивать учебу Сельмы в театральной школе. Сельма, сестра Джои, была бойка, но с чудинкой. На нем еще висел долг за Сельмину операцию по укорачиванию носа. А что, если Уоллесам в их законопаченные насморком головы взбредет, что им и следующую зиму необходимо провести в Аризоне? (Боже упаси, подумал он.)
— Пусть из Торонто я, — пел Чарли, — но Лондон люблю больше себя. — И он запел во весь голос: — В Лондоне к нам привалит успех. Нос всем утрем, обскачем всех.
— Заработай хотя бы столько, чтобы хватало на жизнь, — сказала, входя в комнату, Джои, — больше мне ничего не надо. Помнишь, что ты говорил, когда впервые приехал в Нью-Йорк?
Читать дальше