Дмитрий Быков - Икс

— А здесь это никак не сказывалось?

— Никогда, — уверенно ответил Логинов. — Я же говорил, связи если и есть, то они трудно установимы.

— Но вы сейчас хорошо себя чувствуете? Нет тревоги, тошноты?

— А, вы про это, — улыбнулся Логинов. — Хи-итрый! Я тоже думаю, что там все хорошо. Я убежал, видимо.

— Иначе бы чувствовали?

— Чувствовал бы, конечно. Когда меня там однажды избили, вы не представляете, как меня здесь три дня ломало. Вы не представляете просто. Это счастье, что я тогда был не там. Зато я здесь все-таки попал, думал — убегу, но как назло. Все перенес полностью. В подворотне трое подошли, не грабили, ничего. Просто, знаете, от злости. На Васильевском часто бывает.

— А скажите, — спросил Дехтерев, поскребывая подбородок. — Вы и здесь, и там одинаково не можете восстановить, что было, пока вас не было?

— Нет, пожалуй, не могу. Разве что гадательно или если рассказывают. Вообще, — Логинов оживился, — вообще есть одна закономерность. Но поскольку я давно уже тут, у меня мало было возможностей проверить. Это меня тревожит сильно, чрезвычайно сильно. Я вам скажу, но это еще проверять. В общем, всякий раз, как я нахожусь там, то есть душа, или вот это, что вы называете «эго», — когда, словом, оно там, я здесь более склонен к поступкам безнравственным. — Он опять потупился. — Я не говорю, конечно, про всякую грязь, это может быть, но я ведь почти не пью, вы знаете.

— Знаю.

— И по женской части у меня нет излишеств. Нормально, но без излишеств. — Вероятно, Логинов боялся, что его заподозрят в недостаточной активности по женской части, и подчеркнул: нормально. Я про другое. Когда я однажды… отсутствовал, я здесь… я, в общем, не могу вам сказать в подробностях. Но я… фактически был мною предан товарищ.

Произнести страшные слова «я предал» Логинов не решался.

— А там?

— Там… что вы хотите сказать? — Он побледнел. — Вы хотите сказать, что я, может быть, сейчас там… предал?

— Что вы. Вы сейчас бы чувствовали, — успокоил его Дехтерев. — Но, может быть, есть и там зависимость?

— Там… я прослежу, конечно… там я не чувствовал. Видите, там мне не приходилось еще… бывать в таких ситуациях. Или реже, гораздо реже. Там нет многого, что есть тут.

— Там — лучше? — прямо спросил Дехтерев.

— О, гораздо, гораздо! Это у них, за горами, случаются преследования. И подчас их агенты попадают к нам. Вот когда я переводил Криста — Крист, ну этот…

— Да-да, вчерашний, я помню, — подтвердил Логинов.

— Да. Несколько из них прорвались к нам. Но обычно — нет, что вы. Капоэр — не то место, где каждый день вот так перемалывают. Они и уходят к нам поэтому, а от нас — реже.

— Ну, от нас тоже редко уходят, — сказал Дехтерев и заговорщически подмигнул. — Много вы знаете случаев, чтобы от нас ушли?

— Из больницы? — понимающе кивнул Логинов.

— Да нет, из больницы уходят часто, иначе грош нам была бы цена. Я шире забираю. А впрочем, не станем пока… Вы записываете про Капоэр?

— Пишу, — виновато сказал Логинов, — но очень, знаете, плоско. Там совсем не так…

— Может, зарисовать? Вам передать принадлежности?

— Я попробую, — радостно сказал Логинов, — надо хоть попытаться… Я не ручаюсь за контуры, но цвета — да, я могу передать цвета.

— Хорошо, я распоряжусь. Идемте, — Дехтерев кивнул Стрельникову, и они вышли.

— Что, интересный? — гордо спросил профессор в коридоре, словно логиновская мания была его личной заслугой.

— Чрезвычайно. Скажите, а язык этого Капоэра…

— Вот! — Дехтерев торжествующе поднял палец. — Лингвисту все язык подавай. Нет-с, он обычный. Русский как есть, хотя слова употребляются в неожиданных значениях — рукой, например, называется всякий вытянутый мыс. Там мысов много, места морские.

— Проще всего, — сказал Стрельников, который из формальной школы вынес привычку «тривиализировать», — допустить, что он бессознательно сбегает…

— Э! — махнул рукой Дехтерев, не любивший, чтобы в его сложную науку лезли по-дилетантски. — Он ведь сбегает не только от плохого. У него иногда перещелкивает — и он от бабы уходит. Что-то с бабой делает, а ум не там.

— Но это как раз очень легко. Он боится бабу…

— В подворотне он тоже боится, однако не сбегает. И его бьют как милого. Нет, вы простые ваши разделения оставьте. Тут серьезно все. Он бежит не от чего-то и не к чему-то, а он в некотором роде как Россия. Сколько думали, пытались — вот мы выведем формулу, когда происходит возмущение. А возмущение происходит на ровном месте. Человека не тогда тошнит, когда он подумал не то, а когда он не то съел. Ну и здесь — его утомляет пребывание, он перебегает. Может утомить с бабой, а может на службе. А в подворотне ему, может, интересно стало.