Изабелла Худолей - Фарисей

— зачем он это делает? Зачем шельмует честного человека? Зачем мешает делать нужное дело? Может быть ему нечем больше заняться в институте? Может быть у него нет «горячих точек», кроме этой кафедры? — Так нет же, у него есть кафедры, где развалена работа, где заведующие не справляются со своими обязанностями, есть педагоги, уличенные в аморальных поступках, есть взяточники и только часть из них выявлена и осуждена. Этот человек много и долго говорит о борьбе с протекционизмом. Так много, что есть основания сомневаться в его искренности. Субъективизм, домыслы, подозрительность, поклеп на честных людей — плохие методы руководства. Моя жена за год до ареста виновников с трибуны партсобрания сказала о взяточничестве на кафедре философии, ее обвинили в клевете. Она не вписывается в тайные замыслы ректора, который протежирует другому человеку и хочет определить его на эту должность и потому ее пытаются оболгать и скомпрометировать. Вполне допускаю, что если все же дело дойдет до голосования Совета, то, хотя мою жену еще со студенческих лет знают в институте, ректор может использовать уже однажды проверенный прием. Он вызовет каждого из членов Совета и попросит голосовать за его кандидатуру. Так же будет и с конкурсной комиссией.

Ректор — хозяин в вузе, полномочия его огромны, радение за интересы вуза входит в его обязанности и именно этим он может объяснить все свои поступки. Но хорошие дела можно делать только законными средствами. А там, где до пяти человек в год после незаконного увольнения восстанавливаются судом с выплатой зарплаты за вынужденный прогул, — отношения с законом вольные. Понятен уровень воспитательной работы в институте. Не словами воспитывают, а делом.

А дела у главного воспитателя неблаговидные.

Мое обращение в высшую партийную инстанцию не случайно. Наш край и город печально известны разгулом беззакония, который вершили люди, облеченные властью. Я вижу на примере моей жены, что в мединституте процесс восстановления законности идет неправильным путем и результатом этого может быть только колоссальный моральный ущерб, который даже трудно измерить.

X — ов Иван Дмитриевич.

Изольда сидела за столом, крепко охватив голову руками, и слезы, помимо ее воли, капали на эту бумагу. Она нашла ее на своем письменном столе уже сложенной вчетверо, готовой к отправке. Вероятно, не найдя конвертов, он пошел в киоск. Муж печатал письмо на машинке сам. Здесь же лежал его черновик. Хорошо, что она нашла это письмо. Все правда в нем, все правда… И тем не менее, не надо ему вмешиваться. Она сама с ними справится…

Письмо это отправлено не было.

Как в кошмарном сне она вспоминала, как ее, заведующую кафедрой, срочно вызвала секретарь ректора и подала бумагу для ознакомления. Произведение это, без сомнения, было состряпано на псарне. Ближайший сатрап и заместитель Борзиков имел свою псарню из двух борзых дамского пола. При всем их охотничьем чутье и желании угодить начальству, посыл на компромат им, конечно же, был дан.

Научной частью института 04.11.83 года исходящим № 2646 в адрес председателя проблемной комиссии «Хирургия» ЦМС М3 РСФСР и председателя проблемной комиссии «Хирургия» АМН СССР для рецензирования была направлена аннотация планируемой Вами диссертации на соискание ученой степени доктора медицинских наук по теме: «Обоснование совершенствования форм неотложной хирургической помощи детям и основных тенденций в ее развитии».

05.03.84 года на мое имя на отсутствующий исходящий номер нашего института и другую дату (№ 73/13/54 от 09.01.84 г.) поступило два положительных отзыва, из которых один из незапрашиваемого Научного Совета (Научный Совет по социальной гигиене и организации здравоохранения при Президиуме АМН СССР) другой на незапрашиваемую тему: «Принципы организации и пути совершенствования хирургической помощи детям».

В связи с этим прошу Вас до 17.03.84 года дать мне письменное объяснение — кто направлял на рецензию аннотацию планируемой Вами докторской диссертации в Научный Совет по социальной гигиене и организации здравоохранения при Президиуме АМН СССР и аннотацию также планируемой Вами докторской диссертации только на другую тему.

Боже мой, Боже, как низко ты пал, заслуженный деятель, коль тебе не стыдно выпячивать свои заслуги под этой грязной бумажкой! Что ж, раз требуешь — я отвечу. Хотя и ты, и я, мы оба понимаем, что название всему этому — фарс. И ты отлично знаешь, неуважаемый мною ректор Арон Иванович Шмуль, что один твой докторант по фамилии Шивак привез из Москвы и вытащил из кармана этакую измятую бумажку. Это и было отзывом на планируемую им докторскую диссертацию. Никаких тебе запросов и входящих–исходящих. А ты со своим Борзиковым бодро это проглотил, не задействуя на расследование псарню. Тот же Борзиков водил к тебе за ручку в кабинет, на проблемную комиссию, на ректорат свою протеже Наталью Исааковну Ненашеву с так же простенько запланированной докторской, как и Шивак. Конечно, вы оба еще не знаете, что эти плоды вашего протекционизма плохо кончат и тогда вы будете открещиваться от них. Но сейчас вы готовы их поставить в пример. Вы очень любите «ставить в пример», это у вас в крови.