Мишель Турнье: Элеазар, или Источник и куст

Но последняя злая выходка судьбы исторгла у Эстер невольные слезы. Дорогу им пересекла глубокая расщелина. Путники свалили несколько деревьев и уложили их поперек нее, в надежде, что фургон, из которого вынесли всю поклажу, как-нибудь прокатится по этому импровизированному мосту. Но вдруг одно колесо сорвалось со ствола, и фургон, сильно накренившись, повис над пустотой. Хосе забрался под кузов, чтобы проверить оси. Когда он вынырнул из-под него, лицо его было бледно; он явно не решался сказать своим друзьям правду.

— Передняя ось лопнула, — признался он наконец.

— И это означает?.. — спросила Эстер, заранее угадывая ответ.

— Это означает, что фургона у нас больше нет, — хрипло вымолвил Хосе.

Наступило молчание, которое неожиданно нарушил пастор.

— Ну, ладно, — сказал он. — Я пойду сам. Впрочем, я уже почти пришел. Хосе, вырежь мне палку!

Кора с плачем бросилась к отцу и судорожно обняла его.

— Папа, папа, почему ты говоришь, что почти пришел, когда нам еще идти и идти? Я хочу знать, ответь мне, папа!

Элеазар бросил на дочь затуманенный взгляд и молча, бережно отстранил ее. Но все остальные тоже услышали эту таинственную фразу и навсегда запомнили ее.

Итак, им пришлось распрощаться с последним фургоном и нагрузить на лошадей те немногие вещи и мешки, которые решено было сохранить любой ценой. И опять в первую очередь подумали об арфе, привязав ее ремнями к спине Гаса, пятнистого конька Бенджамина. Ну, а другому коню, полукровке, предстояло везти на себе несколько тюков с одеждой и остатками муки и овса. Решительно, О'Брайдам суждено было ступить на землю Калифорнии беднейшими из бедных!

И поход продолжился. Все с тоскливым страхом следили за неровной, ковыляющей поступью Элеазара, который шагал, тяжело опираясь на палку, что вырезал для него Хосе. Он шел молча, сжав зубы и пристально глядя прямо перед собой. Временами он приостанавливался, и тогда с его губ слетали бессвязные обрывки фраз; лишь по торжественному тону можно было угадать в них строки Священного Писания.

На третий день дорога перешла в спуск, который привел путников в густой кедровый лес. Воздух заметно потеплел. Когда лес кончился, они вышли на широкую поляну, где тек прозрачный ручей, и вот тут-то все пятеро застыли на месте, ослепленные счастьем.

Поляна бельведером нависала над необозримой равниной, вернее, безбрежным зеленым садом. До самого горизонта, сколько хватало взгляда, тянулись ряды апельсиновых, лимонных, грейпфрутовых деревьев, чьи золотистые плоды, как тысячи фонариков, мерцали в тенистой листве.

Эстер и дети обернулись к Элеазару. По его изможденному лицу текли слезы.

— Калифорния, земля молока и меда, вот, наконец, и ты! И богатства твои превосходят все обещания, что Господь давал своему народу — скитальцу! — вымолвил он вполголоса.

Потом он знаком подозвал к себе Хосе и положил руку ему на плечо.

— Источник и куст! — торжественно сказал он. — Нужно выбирать между этой журчащей водой, что струится у наших ног, спускаясь в долину, и Неопалимой Купиной, чье пламя воздымается от пустыни к небесам. Иисус, сын Навин из колена Ефремова, ты выберешь источник. Вручаю тебе народ мой — Эстер, Бенджамина и Кору, — дабы ты привел их живыми и невредимыми в Землю Обетованную. Будь же милосерден и справедлив!

Что до меня, то Купина открыла мне запрет Господа спускаться в сию животворную долину, так же, как Он не допустил Моисея ступить на землю Ханаанскую. Впрочем, и силы мои уже на исходе. Я не могу больше сделать ни шага вперед. Жизнь по капле оставляет меня. Слушайте же мой приказ: дайте мне уйти одному туда, где Господь ожидает раба своего.

Близкие не посмели ослушаться; Элеазар скованной, размеренной поступью направился к рощице и исчез за деревьями. Он ласково коснулся листьев и ему показалось, будто это сикомора — прощальная, нежная и робкая улыбка его родины Ирландии.

На следующее утро Эстер и дети пришли помолиться над телом Элеазара, а потом погребли его в легком песке лужайки, которую он избрал последним своим приютом.

Позже Хосе пришел один на эту чистую лесную могилу и долго вел неслышный разговор с мудрецом, который усыновил и возродил его к новой жизни.

А Бенджамин гордо уселся на своего пестрого конька Гаса, бережно держа в руках арфу о тридцати струнах и готовясь спуститься в благоухающий цветами и фруктами сад бескрайней калифорнийской долины.