Мишель Турнье - Элеазар, или Источник и куст

Назавтра Элеазару нужно было доставить на борт пять сундуков — весь их багаж. А еще через день они заночуют на судне, так как оно снимется с якоря уже на заре. Им посоветовали взять с собой как можно больше еды, чтобы разнообразить довольно скудное корабельное меню, а также одеяла, ибо ночи в это время года уже становились холодными. Вот и все, что им удалось разузнать об условиях предстоявшего им шестинедельного морского перехода. "Да, наверное, это и к лучшему", — загадочно сказала Кора.

Последние несколько часов, которые им оставалось провести в Ирландии, были заполнены такой сумасшедшей суетой, таким гомоном, что печаль по родине и страх перед будущим отмерли, забылись начисто. Бенджамин восторженно упивался всем окружающим и был совершенно счастлив этой новой жизнью. Корали острым ироническим взглядом изучала окружающую сутолоку, бросая короткие, но всегда удивительно меткие замечания. Элеазар непрестанно перебирал в уме вопросы, которые затрагивали, а иногда и переворачивали все его убеждения. Величественный образ Моисея не давал ему покоя. В долгие часы ожидания среди толпы других эмигрантов он впервые услышал неведомое, но сияющее слово "Калифорния". Оно прочно запечатлелось в его памяти. Хотя он был еще довольно молод, он уже принадлежал к тому поколению эмигрантов, которые ясно сознавали, что никогда больше не увидят родину и что им предстоит создать себе другую — на чужбине. Как ни горька была эта мысль, она полностью исцеляла Элеазара от глухой тоски, терзавшей его сердце со дня убийства.

Впрочем, ему пришлось много хлопотать, помогая Эстер. Несмотря на хромоту, она провела последние часы на суше в лихорадочных хлопотах по закупке всех нужных для путешествия вещей и провизии; кроме того, необходимо было проследить за погрузкой багажа. Их семья занимала две комнатки в шумном, живописном каравансарае, где жили бок о бок люди самых разных нравов и происхождения, состоятельных и бедных; Элеазара чрезвычайно огорчало близкое соседство детей с этой разношерстной компанией, кишевшей ворами, бандитами и не менее опасными безумцами и пророками всех мастей. "Но ведь и ты сам — беглый убийца!" — говорил он себе, чувствуя на щеке ожог старого шрама.

Бенджамин, ослепленный этой новой, невиданной сутолокой, казалось, не воспринимал ее подозрительные или дурные стороны, но как узнать мысли, бродившие в ясной головке Коры?! Однажды, когда все четверо наблюдали с балкона гостиницы за пестрой толпою прохожих внизу, она вдруг изрекла: "Вот стадо блаженных и проклятых, что спешит на Страшный Суд". И Эстер вспомнила, что именно так, слово в слово, называлась картина, висевшая в Гальвейской церкви Святого Николая.

Они сами наблюдали за тем, как кабестан "Надежды" вознес на палубу их сундуки, но Эстер не захотела расстаться со своей хрупкой арфой, предпочитая держать ее при себе во время плаванья.

Наконец, пришел канун отплытия, и они вчетвером поднялись на верхнюю палубу судна среди неописуемой суматохи и толкотни. Помощник капитана орал во всю глотку, распределяя по кораблю это человеческое стадо. Напиравшая толпа разделила О’Брайдов, и им пришлось кричать, чтобы отыскать друг друга. Вот тут-то и выяснилось, что исчезла Кора. Элеазар не волновался, полагая, что девочка осталась с матерью. Эстер же думала, что она возле отца и брата. Началась паника. Элеазар бросился опрашивать подряд всех, кто мог оказаться свидетелем исчезновения Коры. Может быть, она уже пробралась в кубрик, хотя все внутренние помещения строго охранялись и доступ туда был запрещен до самого вечера? Наконец, один из пассажиров объявил, что видел, как девочка сошла с корабля и замешалась в толпу на пирсе. Элеазар тотчас решил идти на поиски, хотя бы и с риском опоздать к отплытию и лишиться багажа.

И вдруг они увидели Кору, бежавшую по набережной к сходням. Она проворно взобралась на палубу, размахивая каким-то предметом, вызвавшим живой интерес всех окружающих. Это была трость-змея пастора. Тут только Элеазар вспомнил, что оставил ее в гостинице, занявшись погрузкой на телегу их личного багажа. У него не хватило духа бранить Кору за ее отважную проделку. Но в его сердце вновь ожило страшное, гнетущее воспоминание: однажды ребенок уже догнал его, чтобы вручить эту проклятую, забытую им палку, которой он только что убил человека.

Корабельный устав требовал, чтобы мужчины и женщины жили раздельно, — мужчины в носовых помещениях, женщины в кормовых. Для Элеазара и его близких это явилось горькой неожиданностью; им впервые пришлось расстаться. Бенджамин последовал за отцом, Кора подала руку матери. На следующее утро они встретились за раздачей горячего супа, и так продолжалось все сорок дней и сорок ночей их путешествия.