Габриэль Маркес: У нас в городке воров нет

Его окружили. Ана, прислонившись к стене, стала слушать, что он рассказывает, и слушала до тех пор, пока толпа не начала редеть. Тогда с головой, отяжелевшей от жары, она отправилась домой и, миновав соседей, оживленно обсуждавших происшедшее, вошла в свою комнату.

Дамасо, провалявшийся все это время на кровати, снова и снова с удивлением думал, как это Ана, дожидаясь его прошлой ночью, могла не курить. Увидев, как она входит, улыбающаяся, и снимает с головы мокрый от пота платок, он раздавил едва начатую сигарету на земляном полу, густо усыпанном окурками, и с замиранием сердца спросил:

— Ну?

Ана опустилась перед кроватью на колени.

— Так ты, оказывается, не только вор, а еще и обманщик.

— Почему?

— Ты сказал мне, что в ящике ничего не было.

Дамасо сдвинул брови.

— Да, ничего.

— Там была двести песо, — сказала Ана.

— Вранье! — Дамасо повысил голос.

Он приподнялся, сел и снова полушепотом продолжал:

— Всего двадцать пять сентаво.

Она поверила.

— Старый разбойник, — сказал Дамасо, сжимая кулаки. — Хочет, чтобы ему рожу разукрасили.

Ана весело рассмеялась.

— Не болтай глупостей.

Он не выдержал и тоже расхохотался. Пока он брился, жена рассказала, что ей удалось узнать.

— Полиция ищет приезжего. Говорят, он приехал в четверг, а вчера вечером видели, как он крутится у двери, — сказала она. — Говорят, его до сих пор не нашли.

Дамасо подумал о чужаке, которого никогда не видел, и на какой-то миг ему показалось, будто тот и в самом деле виновник происшедшего.

— Может, он уехал, — сказала Ана.

Как всегда, Дамасо понадобилось три часа, чтобы привести себя в порядок. Сперва тщательное подравнивание усов. Потом умывание в фонтане патио. Со страстью, которую за время, прошедшее с их первого вечера, так ничто и не могло потушить, Ана наблюдала от начала до конца всю долгую процедуру его причесывания. Когда она увидела, как он, в красной клетчатой рубашке, перед тем, как выйти из дому, смотрится в зеркало, она показалась себе постаревшей и неряшливой. Дамасо с легкостью профессионального боксера стал перед ней в боевую позицию. Она схватила его за руки.

— Деньги у тебя есть?

— Я богач, — улыбаясь, ответил он, — ведь у меня двести песо.

Ана отвернулась к стене, достала из-под корсажа скатанные в трубочку деньги и, вынув одно песо, протянула мужу:

— Возьми, Хорхе Негрете. [ популярный в Латинской Америке певец и киноактер .]

Вечером Дамасо оказался с друзьями на площади. Люди, прибывавшие на базар из соседних деревень, устраивались на ночлег прямо среди ларьков со снедью и лотерейных столиков, и едва наступила темнота, как уже отовсюду доносился их храп. Друзей Дамасо, судя по всему, интересовало не столько ограбление бильярдной, сколько передача по радио бейсбольного чемпионата, которую они не могли слушать из-за того, что заведение было закрыто. За горячими спорами о чемпионате друзья не заметили, как они, не сговариваясь и не поинтересовавшись даже, что показывают, вошли в кино.

Шел фильм с Кантинфласом.[ популярный в Латинской Америке мексиканский комический киноактер .]. Дамасо сидел в первом ряду балкона и весело хохотал, не испытывая никаких угрызений совеет и. Он чувствовал, что выздоравливает от своих переживаний. Была прекрасная июньская ночь, и в паузы между диалогами, когда слышен был только стрекот проектора — будто моросил мелкий дождик, — над открытым кинотеатром нависало тяжелое молчание звезд.

Вдруг изображение на экране побледнело, и из глубины партера послышался шум. Вспыхнул свет, и Дамасо показалось, будто его обнаружили и все на него смотрят. Он вскочил было, но увидел, что все словно приросли к своим местам, а полицейский, намотав на руку ремень, яростно хлещет кого-то большой медной пряжкой. Хлестал он ею огромного негра. Закричали женщины, и полицейский тоже закричал, перекрывая их голоса: — Сволочь! Сволочь!

Негр покатился между рядами, преследуемый двумя другими полицейскими, бившими его'по спине. Наконец им удалось схватить его; тот, который хлестал пряжкой, своим ремнем скрутил ему руки за спиной, и все трое, толкая, погнали его к двери. Все произошло так быстро, что Дамасо понял случившееся, только когда негр прошел мимо него. Рубашка на негре была разорвана, лицо вымазано пылью, потом и кровью. Он повторял рыдая:

— Убийцы! Убийцы!

Свет погас, и снова стали показывать фильм.

Дамасо больше ни разу не засмеялся. Он курил сигарету за сигаретой и, глядя на экран, видел какие-то несвязные куски. Наконец снова загорелся свет, и зрители теперь переглядывались, словно напуганные явью.