Иэн Макьюэн - Дитя во времени

– Но мне становилось лучше. Я старалась не пугаться мыслей о Кейт. Я пыталась размышлять о ней, о том, что ее больше нет, а не просто отдаваться потоку образов. Спустя шесть месяцев мысль о новом ребенке стала доставлять мне утешение. Это настроение росло, но, Стивен, как же медленно. По-прежнему бывали дни, когда казалось, что мои усилия ни к чему не привели. Потом как-то раз у меня собрался наш квартет. Они привели с собой старого друга из колледжа, виолончелиста, и мы стали играть, или попытались сыграть, шубертовский до-мажорный квинтет. И когда мы дошли до адажио, знаешь, оно такое красивое, я не заплакала. Ты поверишь, я почувствовала себя счастливой. Это был важный шаг. После этого я снова стала заниматься. До этого я не играла, потому что музыка превратилась для меня в способ уйти от своего горя. Я разбирала самые трудные вещи и что было сил заучивала их только для того, чтобы не думать. Теперь же я играла ради музыки, я стала ждать рождения нового ребенка и начала думать о тебе и о том, как сильно мы любили друг друга. Я почувствовала, что любовь еще вернется. Я стала жалеть, что все так сложилось. Но я знала, что в этом была необходимость. Теперь я готова жить дальше. И мне ничего не оставалось, как поверить, что ты тоже стал сильнее, по-своему. Поэтому наконец вчера я отправилась звонить тебе и звонила весь вечер напролет. Представляешь, что я пережила, когда ты не брал трубку…

Стивену захотелось показать Джулии, насколько сильнее он стал. Подчиняясь радостному возбуждению, он хотел соскочить с кровати и продемонстрировать свой заново освоенный удар слева или взять ручку и показать свои успехи в каллиграфии, сочинив для Джулии стихотворение на арабском. Но он не мог выпустить ее руки. Взгляд прозрачных серых глаз Джулии скользил с левого глаза Стивена к правому, вниз к его губам, потом обратно. На ее губах набухала едва сдерживаемая улыбка. Джулия отбросила одеяло и приложила руку Стивена к своему животу. Головка ребенка находилась в нужной позиции, кожа над спутанным треугольником волос была горячей и твердой, словно кость. Выше, под правой грудью Джулии, Стивен ощутил ладонью подрагивание, удары маленькой ножки.

Он хотел заговорить и посмотрел на Джулию. Она шепнула:

– Она была чудесной дочерью, чудесной девочкой.

Стивен кивнул, ошеломленный. Лишь теперь, спустя три года, они наконец вместе заплакали над невосполнимой утратой, над своим потерянным ребенком, который никогда не станет для них старше, чьи характерные взгляды и жесты не сотрет никакое время. Они доверили друг другу свое горе, и тяжесть потери стала легче, боль смягчилась. Сквозь слезы Стивен и Джулия начали говорить самые нежные слова, какие могли придумать, и пообещали любить свое дитя, друг друга, своих родителей, Тельму. В этом необузданном приливе печали они готовы были исцелить все и вся: правительство, страну, целую планету, но начнут они с самих себя; пусть им ничем не восполнить потерю дочери, но они станут любить ее в своем новом ребенке и никогда не расстанутся с надеждой увидеть ее вновь.

Пока длились слезы, Стивен и Джулия лежали рядом, лицом к лицу. Затем Джулия совсем сбросила одеяло со своих ног. Приподняв подол ночной рубашки, она перевернулась и встала на четвереньки. Она раздвинула локти и зарылась лицом в подушки. Стивен невольно выдохнул ее имя при виде этого тела, столь могущественного и сильного, сладкой беспомощности поднятых ягодиц, небрежно обрамленных вышитым краем рубашки. Поток обещаний сменился звонкой тишиной, которая сливалась с трепетанием мириадов иголок в сосновом лесу за окном. Стивен мягко проник в Джулию. Что-то сгущалось вокруг них, становилось громче на слух, слаще на вкус, теплее на ощупь, ярче на взгляд – все чувства слились воедино, сконцентрировались в усилии преумножения. Джулия тихо вскрикивала, еще и еще, растягивая звук «о», каждый раз понижая и повышая голос, словно задавая недоуменный вопрос. Затем она закричала что-то радостное, чего Стивен, безразличный в это мгновение к смыслу слов, не понял. После этого Джулия выскользнула из-под него, ей хотелось лечь на спину. Она устроилась повыше и резко втянула ртом воздух. Положив кончики пальцев одной руки на нижнюю часть живота, Джулия несильно принялась массировать себя. Стивен вспомнил забавное название этого приема – поколачивание. Другой рукой Джулия ухватилась за Стивена, все сильнее сжимая пальцы, по мере того как росла интенсивность схваток, таким образом сообщая об изменении своих ощущений. Она была готова, она контролировала дыхание, делая ровные, ритмичные выдохи, которые тут же сменялись мелкими прерывистыми вдохами, приближаясь к пику страданий. Она во второй раз отправлялась в это путешествие в одиночестве; все, что оставалось Стивену, – бегать вдоль берега и кричать вслед слова ободрения. Джулия вся ушла в себя, погрузилась в процесс. Ее пальцы впились в руку Стивена. Кровь стучала у него в висках, мешая видеть. Стивен постарался, чтобы в голосе его не было слышно страха. Ему пришлось вспомнить свою роль: