Ольга Лукас - Тринадцатая редакция. Напиток богов

— Которые развалятся через два месяца!

— Да. Но целых два месяца с ними можно будет ходить. А потом — вдруг мода переменится? Что-то мы не учли изначально. А теперь уже поздно говорить людям, что они должны покупать ранцы только у нашего человека. Надо подать им знак… Но как? Хотя… ты же можешь написать в своём блоге, куда именно надо идти за ранцами!

— Написала уже. Большой пост, вчера ещё. И где ранец взяла — упомянула.

— Значит, они не поняли! Ты напиши ещё раз, большими буквами, капслоком. Цветом выдели. Ну, чтоб все заметили.

— Фу, — Алиса поморщилась, — даже представлять не хочется. Это же убого и безвкусно.

— А кто-то, кажется, хотел выглядеть безвкусно и покинуть сборную команду икон стиля…

— Выглядеть я хотела странно. Чтобы никто повторять не рискнул. А то, что ты мне предлагаешь — разноцветный капслок крупным кеглем, да ещё и реклама какая-то сомнительная — это против всех правил ведения блогов.

— Какие правила? Это же твой блог.

— Любой, даже самый популярный блог на 90 % состоит из читателей. Мне нравится, что меня читают десятки тысяч. И я уважаю эти десятки. Но я не могу каждому читателю сказать — привет, я тебя уважаю. Поэтому я соблюдаю правила сетевого этикета. И этим как бы говорю людям: привет, я вас уважаю.

— Да, так ты свою популярность не подточишь никогда! И все будут брать с тебя пример.

— Может быть. Но если с меня берут пример — пусть лучше будут странными, чем вульгарными. Вульгарной стать очень просто. Достаточно один раз написать объявление крупным кеглем, красными буквами. А что — один раз, не считается. Но всё считается! После этого уже очень легко надеть леопардовые леггинсы и выйти в них на улицу. А там и до преступления недалеко… И потом — поверь мне. Те, кто кинулись сегодня по магазинам и раскупают ранцы всех сортов — не вчитываются в написанное. Они смотрят на мои фотографии и прикидывают, что сделать, чтобы выглядеть так же, или даже лучше — за меньшие деньги. Обязательно за меньшие. И чтобы потом шепотом сказать самым близким, по-настоящему близким подругам: «Ха-ха, ты думаешь, я заплатила за это пятьсот евро? Рублей, моя милая, рублей! Только — тссс! Ты же понимаешь!»

Приоткрылась дверь, и в приёмную просочился придавленный ответственностью Виталик. В одной руке у него был сканер эмоций, больше похожий на сломанный фен, в другой — записная книжка. За левым ухом — гелевая ручка. В глазах — тоска.

— Я посижу тут на Наташином стульчике и весь постепенно умру, — тихо сказал он. — Не обращайте на меня внимания, будто я уже умер.

Он положил сканер рядом с собой, как пистолет, достал из-за уха ручку, раскрыл записную книжку и начал что-то чиркать — завещание писал, должно быть.

— Давай ещё раз проанализируем, — сказала Шурику Алиса и поставила ранец на журнальный столик. — Чем наш кандидат выгодно отличается от других? Кроме качества?

— Качество — это самое главное! — вставил Шурик.

— Согласна. Но когда надо срочно прибарахлиться по моде — не до качества. Хватают первый попавшийся товар, чтобы хоть на пару часов опередить соседа, который — вот дурак-то — заботится о качестве. Да когда он найдёт этот свой качественный товар — мода изменится, надо будет искать другой. И на что мне качественный ранец, который можно носить десять лет? Через десять лет он устареет настолько, что в нём будет не стыдно разве что картошку от грядки до садового домика таскать. И то — только в самых отдалённых и диких уголках.

Оба замолчали. Слышен был только скрип гелевой ручки.

Как обидно, когда план, продуманный, казалось бы, до самых мелочей, проваливается из-за маленького просчета. Когда всё, что было сделано — сделано зря. Когда побеждает не тот, кто достоин, а тот, кто громче кричит о том, что он достоин.

В приёмную вбежал Лёва. Окинул взглядом все полки, заглянул даже под кофейный автомат, потом для верности ещё спросил:

— Никто молескин не видел? Вчера у меня на столе был, и пропал. А мы его сегодня должны вручить победителю конкурса. Костя меня удавит.

— А какой из себя молескин? — спросил Шурик.

— Да самый обычный, оранжевый такой. На резиночке. Тоже оранжевой. Ну, видел его?

Послышался шорох — Виталик, о котором, как он и просил, забыли, будто он уже умер, видимо, решил умереть по-настоящему, и сполз под стул.

Лёва метнулся к нему. Схватил со стола оранжевый молескин, в котором злополучный Техник уже успел что-то нарисовать.

— Нашлась пропажа? — спросила Алиса.