Марк Леви - Первый день

Франкфурт

Сразу после прилета Василий обошел все четыре конторы в международной зоне, сдававшие в аренду автомобили. Он показывал служащим фотографии из конверта и спрашивал, не видели ли они изображенную на снимках супружескую пару. В трех офисах ему ответили, что не знают этих людей, в четвертом заявили, что информация о клиентах не разглашается. Теперь Василию было известно, что те, кого он разыскивал, не брали такси до города и, что еще важнее, у кого они арендовали машину. Привычный к такого рода фокусам, он зашел в телефонную кабинку и набрал номер служащего четвертой конторы. Когда тот взял трубку, Василий на почти безупречном немецком сообщил ему, что на стоянке произошел неприятный инцидент и срочно требуется присутствие сотрудника компании. Василий наблюдал, как мужчина положил трубку и в ярости понесся к лифтам. Как только служащий удалился, Василий вернулся в контору и наклонился к клавиатуре компьютера. Вскоре заработал принтер, и у Василия в руках оказалась копия договора об аренде транспортного средства, оформленного Эдриеном.

Набрав номер телефона, найденный им в конверте из камеры хранения, он получил следующую информацию: камеры наблюдения зафиксировали серый «мерседес» с регистрационным номером КА РА 521 на шоссе В43, затем на трассе А5, ведущей в Ганновер; через сто двадцать пять километров машину засекли па шоссе А7, и вскоре она свернула на дорогу номер 86, по которой проехала еще сто десять километров, затем продолжила движение по трассе А71 со скоростью около ста тридцати километров в час. Немного позднее она выехала на магистраль, ведущую в Веймар. Поскольку на местных дорогах не было камер слежения, то серый «мерседес» вскоре потерялся из виду, словно растворившись среди сельских пейзажей, но некоторое время спустя его обнаружили в Ротенбурге благодаря камере, установленной па перекрестке.

Василий взял напрокат внушительного вида седан, покинул франкфуртский аэропорт и поехал вслед за серым «мерседесом», скрупулезно повторяя его маршрут.

В тот день ему явно везло: к тому месту, где «мерседес» видели в последний раз, вела одна-единственная дорога. Только когда Василий проехал еще пятнадцать километров и попал в Заулах, ему пришлось выбирать, куда направиться дальше. Улица Карла Маркса вела в Небру, а на дороге, уходившей влево, стоял указатель «Буха». Следовать путем Карла Маркса Василию не улыбалось, поэтому он поехал в сторону Бух и. Дорога шла сначала через невысокий лесок, затем по обширным рапсовым полям.

В Мемлебене, выехав к реке, Василий внезапно понял, что напрасно выбрал направление на восток; резко крутанув руль, он повернул па Томас-Мюнцер-штрассе. Должно быть, он описал круг, потому что опять заметил указатель с надписью «Пебра». Когда он наконец добрался до стоянки у археологического музея, то опустил стекло и закурил сигарету — первую за этот день. Охотник чувствовал, что его жертвы где-то поблизости и скоро он их обнаружит.

Хранитель музея зашел за нами в гостиницу. Он переоделся к ужину: облачился в вельветовый костюм и клетчатую рубашку, украсив ее вязаным галстуком. Даже в той одежде, которая чудом уцелела после путешествия по Африке, мы выглядели куда элегантнее, чем он. По его настоянию мы отправились в небольшой ресторанчик, и не успели мы сесть, как он весело спросил, где мы с Кейрой познакомились.

— Мы дружим со школьной скамьи! — ответил я.

Кейра больно пнула меня йогой под столом.

— Эдриен для меня не просто друг, он мой наставник; впрочем, иногда он берет меня с собой попутешествовать, чтобы я развеялась, — сообщила она нашему новому знакомому, наступив каблуком мне на ногу.

Хранитель музея предпочел сменить тему. Он подозвал официантку и сделал заказ.

— Возможно, у меня найдется нечто интересно е для вас, — сказал он. — Когда я проводил исследования диска из Небры — только Богу известно, сколько времени это могло продлиться, — то случайно наткнулся на один документ в Национальной библиотеке. Я тогда подумал, что он поможет мне в работе, но этот путь оказался ошибочным — для меня, но не для нас. Я напрасно пытался найти сведения о нем в моих записях, мне ничего не удалось отыскать, но я хорошо помню его содержание. Это текст на геэзе, очень древнем африканском языке, буквы которого напоминают греческий алфавит.

Похоже, Кейру заинтересовал его рассказ.

— Геэз, — подхватила она, — это язык семитской группы, на его основе развивались амхарский в Эфиопии и тигринья в Эритрее. Письменность эта возникла примерно три тысячи лег назад. Самос удивительное, что у геэза и древнегреческого языка схожи не только буквы, по и некоторые фонетические особенности. Православные христиане Эфиопии считают геэз божественным откровением, ниспосланным Еносу. В Книге Бытия [15] См.: Быт. 5. Енос — сын Сифа, отец Каинана и внук Адама; на древнееврейском «Енос», а точнее, «Энош» обозначает понятие человечества. В эфиопской православной Библии сказано, что Енос родился в триста двадцать пятом году от Сотворения мира, соответственно за тридцать восемь веков до Рождества Христова — согласно иудейской мифологии, в допотопную эпоху. Что? Что-то не так?