Марк Леви - Первая ночь

— Я пишу исследование о миграциях населения в Сибири в четвертом тысячелетии до нашей эры, и мне сказали, что Егоров — крупный специалист по этой теме.

— Вполне вероятно, — кивнул наш собеседник, — хотя у меня есть некоторые сомнения.

— Какого рода сомнения? — спросила Кейра.

— В Советском Союзе слежка за учеными велась, пожалуй, жестче, чем за другими гражданами. Скрываясь за фасадом научного института, сотрудники спецслужб отслеживали работу ученых, конфискуя все их находки. Многие предметы бесследно исчезли… Коррупция расцветает повсюду, где пахнет большими деньгами, — добавил он, заметив изумление на наших лицах. — Жизнь в этой стране была и остается нелегкой, а в былые времена одна золотая монета из раскопа обеспечивала нашедшему месяцы безбедной жизни — как, кстати, и кости, которые было куда легче переправить за границу. В царствование Петра Первого, при котором, собственно, и начались археологические раскопки, национальное достояние России разграбляли все кому не лень. При Хрущеве были сделаны попытки защитить наши богатства, но в стране очень быстро возникла крупнейшая сеть контрабандной торговли предметами старины. Партийные чиновники разных уровней присваивали археологические находки и торговали ими, пополняя собрания западных музеев и частных коллекционеров. Агенты спецслужб следили абсолютно за всеми, начиная с работавших «в поле» рядовых ученых и кончая руководителями поисковых экспедиций. Ваш Владимир Егоров был, скорее всего, одним из заправил преступной сети, где в ход шли любые средства, вплоть до убийства. Если мы говорим об одном и том же Егорове, он человек с криминальным прошлым, пребывающий на свободе только благодаря влиятельным покровителям, до сих нор остающимся у власти. Все они его клиенты, не желающие терять ловкого и удачливого поставщика. Если захотите восстановить против себя всех честных археологов моего поколения, упомяните его имя, а посему, прежде чем дать вам адрес Егорова, хочу спросить: какого рода предмет вы надеетесь вывезти из России? Я уверен, что этот же вопрос очень заинтересует высшие инстанции Министерства внутренних дел и Таможенного комитета. Вряд ли вам захочется объясняться с ними лично, не так ли? — спросил он, снимая трубку телефона.

— Вы ошибаетесь, это наверняка не наш Егоров, а его однофамилец! — возмущенно закричала Кейра, прижимая ладонью рычаг.

Даже я не поверил ни единому слову из услышанного. Хозяин кабинета улыбнулся и снова набрал номер.

— Перестаньте! Торгуй я антиквариатом, неужели явился бы узнавать адрес маклера в Академию наук? По-вашему, я такой дурак?

— Должен признать, в этом есть резон. — Чиновник положил трубку. — Кто и почему порекомендовал вам обратиться к Егорову?

— Один старый археолог, по причинам, которые я от вас не утаила.

— В таком случае он над нами посмеялся, но я могу свести вас со специалистами, которые занимаются миграциями сибирских народов. Следующим летом у нас состоится симпозиум на эту тему.

— Мне нужно встретиться с этим человеком, — ответила Кейра. — Мне требуются доказательства, и они, возможно, припрятаны в загашнике у вашего дельца.

— Могу я взглянуть на ваши паспорта? Хочу сообщить данные таможенникам, если решу свести вас с Егоровым. Вы пришли за помощью в Академию, но я не хочу, чтобы мое имя связали с этим делом или, хуже того, обвинили в соучастии. Предлагаю обмен: вы разрешаете снять копии с ваших документов, а я даю вам адрес.

— Боюсь, нам придется вернуться за паспортами в гостиницу.

— Они в «Метрополе», — вмешался я, — позвоните портье, если не верите, и попросите послать вам факсом первые страницы.

В дверь постучали. Вошедшая секретарша что-то вполголоса сказала хозяину кабинета, тот извинился, сказал, что вернется через несколько минут, и предложил воспользоваться телефоном.

Он записал номер на листке и протянул мне. Мы с Кейрой остались одни.

— Ну что за идиот этот Торнстен!

— Согласен, у него не было никаких причин посвящать нас в прошлое Егорова, — вступился я за старого отшельника, — но это не значит, что он участвовал в его темных делишках.

— А сто долларов? Думаешь, они предназначались для покупки безделушек? В семидесятые годы сотня долларов была в СССР большими деньгами. Звони, мне не по себе в этом кабинете.

Я не шевельнулся, и Кейра решила действовать сама, но я отнял у нее трубку.

— Мне все это не нравится, совсем не нравится, совсем, — сказал я, встал и подошел к окну.