Марк Леви - Первая ночь

— Не хочешь распечатать?

— Это почерк Макса, — прошептала она.

— Он, похоже, телепат!

— Почему ты так говоришь?

— Подозреваю, он каким-то образом подсмотрел, что мы готовимся к романтическому ужину, дождался момента, когда будет готов твой соус, отослал письмо и разрушил нашу идиллию.

— Не смешно…

— Может, и нет, но признай, что, если бы ужин сорвала одна из моих бывших любовниц, ты вряд ли восприняла бы ситуацию с юмором.

Кейра дотронулась ладонью до конверта.

— И какая же бывшая любовница могла тебе написать? — спросила она.

— Я не то хотел сказать.

— Ответь на вопрос!

— Нет у меня никаких бывших любовниц!

— Ты был девственником до встречи со мной?

— Я хотел сказать, что на факультете не спал ни с одной студенткой.

— Какое тонкое замечание!

— Будешь читать письмо?

— Ты сказал «романтический ужин», я не ослышалась?

— Может, и сказал.

— Ты влюблен в меня, Эдриен?

— Открой конверт, Кейра!

— Будем считать, что ты сказал «да». Поедем к тебе и поднимемся сразу в спальню. Тебя я хочу гораздо больше, чем кабачков.

— Приму за комплимент! Так что с письмом?

— Они с Максом подождут до завтрашнего утра.

Этот первый вечер в Лондоне пробудил множество воспоминаний. Мы любили друг друга, потом ты уснула. Ставни на окнах были приоткрыты, я сидел, смотрел на тебя, слушал, как ты дышишь. Я видел шрамы на спине, которые не заживит время. Я гладил их пальцами. Жар твоего тела разбудил желание, такое же сильное, как в начале вечера. Ты застонала, и я убрал руку, но ты поймала мою ладонь, спросив сонным голосом, почему я прервал ласку. Я поцеловал твое плечо, но ты снова погрузилась в сои. И тогда я сказал, что люблю тебя.

— Я тоже, — прошептала ты едва слышно, но два этих слова стали моим пропуском в твой сои.

Усталость сделала свое дело: мы проспали. Я открыл глаза около полудня, увидел, что тебя нет рядом, и пошел на кухню. Ты накинула одну ил моих рубашек и надела найденные на полке носки. Сделанные накануне признания повергли нас в смущение, заставив чувствовать неловкость и отдалив на мгновение друг от друга. Я спросил о письме Макса, ты кивком указала на нераспечатанный конверт на столе. Не знаю почему, но в этот момент мне вдруг захотелось, чтобы ты его так и не прочла. Я охотно убрал бы его в ящик и забыл там навсегда. Я не хотел продолжения безумной гонки, мечтал уединиться с тобой в этом доме, выходить только затем, чтобы прогуляться вдоль Темзы, заглянуть к кэмденским антикварам или поесть в кафешке в Ноттинг-Хилле, но ты распечатала письмо, и мечта канула в небытие.

Ты распечатала письмо и прочла его мне, возможно желая показать, что со вчерашнего дня ничего от меня не скрываешь.

Кейра!

Твой визит в типографию дался мне дорого. После нашей случайной встречи в Тюильри чувства. которые я считал угасшими, ожили.

Я никогда не говорил, каким болезненным был для меня наш разрыв, как я страдал из-за того, что ты ушла, не давала о себе знать, исчезла. Я знал, что ты счастлива и не вспоминаешь о том, что между нами было, и это причиняло ужасную боль. Но мне следовало смириться с реальностью: ты — та женщина, чье присутствие дарит немыслимое счастье, но твой эгоизм и наши, бесконечные расставания навечно оставляют пустоту в душе. В конце концов я понял, что не сумею удержать тебя. Да и никто не сможет; ты любишь искрение, но недолго. Кусочек счастья — уже счастье, даже если шрамы потом заживают очень медленно.

Нам лучше больше не видеться. Не пиши мне, не звони и не заходи навестить, когда будешь в Париже. Это не приказ бывшего преподавателя, а просьба друга.

Я много думал о нашем разговоре. Ты была несносной студенткой, но, как я уже говорил, у тебя есть инстинкт, бесценное в твоем деле качество. Я горжусь твоими успехами, хотя моей заслуги тут нет — любой наставник распознал бы твои задатки. Теория, которую ты мне изложила, вполне правдоподобна, мне даже хочется в нее поверить, ты, возможно, приближаешься к истине, смысла которой мы пока не понимаем. Следуй путем пеласгов и — кто знает? — может, он тебя куда-нибудь приведет.

Как только ты ушла из мастерской, я вернулся домой, раскрыл отложенные много лет назад книги и записи и просмотрел их. Тебе известно мое маниакальное пристрастие к порядку; в моем кабинете, где мы провели немало счастливых часов, все классифицировано и расставлено по порядку. В одном из блокнотов я наткнулся на фамилию человека, чьи исследования могут быть тебе полезны. Он всю жизнь изучал крупные миграции народонаселения, написал много работ об азианических народах, но почти не публиковался, довольствуясь чтением лекций перед избранной аудиторией. На одну из таких встреч с ним мне повезло попасть. Он тоже высказывал новаторские идеи относительно перемещений первых цивилизаций Средиземноморского бассейна. У него было немало противников, но кто их не имеет в нашем-то деле? Собратья-археологи очень завистливы. Человек, о котором я пишу, настоящий эрудит, и я бесконечно его уважаю. Встреться с ним, Кейра. Я знаю, что он переехал на Елл, маленький островок Шетландского архипелага, в северной части Шотландии. Кажется, он живет затворником и ни с кем не желает говорить о своих работах, поскольку обижен на весь свет. Будем надеяться на твое обаяние.