Однако вернемся к моему пакту с тараканом. Сразу же после заголовка меня застопорило. Таракан терпеливо ждал на белом листе бумаги, пошевеливал антенками, посматривал на меня с любопытством и ждал продолжения. Но я боялся того, что может случиться, если я продолжу. Я сказал ему: «Давай на этом остановимся». И тут я совершенно отчетливо услышал в своей голове голос, который ответил: «Ладно».
Я до сих пор уверен, что принес человечеству колоссальную жертву. Если бы все написанные мной слова продолжали бы материализоваться, мир, в котором мы живем, стал бы чудовищным. Или, что тоже не исключено, рухнул бы в небытие. До сих пор я не знаю и никогда не узнаю, почему из всех людей именно во мне, а не в ком-то другом на миг пересеклись таинства мира, почему именно я увидел своими глазами, как дух творит материю. В некотором смысле я счастлив, что в тот момент, когда физические законы нашего мира на долю секунды приостановились, я не написал стихотворение под заголовком «Небытие» или «Обращение вспять». Однако я не жду никаких знаков признательности от человечества. Никто не поверит тому, что со мной произошло, да и у меня нет намерения рассказывать себе подобным об этом происшествии.
Гораздо важнее то, что таракан остался со мной. Стоит мне начать писать что бы то ни было , таракан — тут как тут. Неважно, на чем я пишу и чем. Когда я купил себе первую пишущую машинку (марки «Эрика»), таракану понравилось разгуливать по ленте пишущей машинки. Позже, когда я купил себе свой первый компьютер, он стал разгуливать по его экрану. Иногда таракан перемещается одновременно с моей фразой: я пишу, а он продвигается в пространстве. Он — как маленький локомотивчик. Ведь что делает локомотив? Тянет за собой фразу… Я так привык к его явлениям, что он мне совершенно не мешает. Напротив, иногда он даже помогает исправлять орфографические ошибки. Когда я вижу, что он резко встал, это — знак, что надо перечитать фразу, и чуть ли не всегда я нахожу там орфографическую или синтаксическую ошибку.
Правда, таракан бывает иногда несносным — когда он застопорится или начнет волноваться из ничего. Если разобраться, в последние десять лет он волнуется из ничего , когда не согласен со смыслом моих фраз. Но мне не кажется уместным брать у него стилистические уроки. Что на мое сочинительство может оказать влияние таракан — это как-то не укладывается в голове. Хотя… хотя иногда, должен признаться, он дает мне хорошие подсказки. Если его антенки вдруг заходили ходуном, это знак, что я на волосок от чуда, что моя фраза коснулась совершенства. Но я научился различать и знаки его неодобрения. Чаще всего, когда таракан очень и очень разочарован тем, что я пишу, он просто исчезает с набранного на экране текста. Ныряет в щели клавиатуры, оставляя меня одного, как будто у него аллергия на посредственность… Тогда напрасно звать его. Таракан приходит, когда захочет, и уходит, когда захочет. Он способен даже пропадать по нескольку дней подряд, если видит, что я топчусь на месте и что написанное мной и гроша ломаного не стоит.
Зато таракан может явиться совершенно внезапно, стоит ему учуять в моей голове энергию какой-нибудь хорошей мысли. Если утром я включаю компьютер, обкатывая в голове хорошую мысль, то, не успею я еще написать первое слово, как таракан — тут как тут, ждет, шевеля антеннами, нервный и возбужденный, готовый аккомпанировать моей удаче, нестись сломя голову впереди моей фразы, сновать взад и вперед между первым и последним написанным словом, соваться между строк, как будто ему надо что-то выверить, проконтролировать, утвердить. Когда у меня прилив вдохновения, это одно удовольствие — работать с тараканом.
Вот уже два месяца я не ищу мсье Камбреленга и не захожу в кафе «Сен-Медар». Я обхожу стороной округ 13-й как нехорошее место. Это — знак моего полного освобождения от тирании письма.
С тех пор как я перестал писать, Париж кажется мне другим, более открытым, более дружественным. Я не прошу у него ничего, а он дает мне все, великий спектакль о человечестве и культуре, и совершенно бесплатно. Что за безумие — попытки утвердиться в Париже, когда в Париже надо созерцать, оставаться анонимным, смаковать его поэзию…
Я свободен, как фавн, я просыпаюсь утром, освобожденный от бремени соревновательности, выхожу позавтракать в кафе, которое называется «Антракт». Беру на выбор одну из газет («Либерасьон», «Фигаро», «Паризьен») и рассеянно ее листаю, макая круассан в кофе с молоком. Смотрю на улицу, как будто читаю живую книгу… Я выбросил в мусорную корзину записную книжку и блокнот с телефонами. Я больше не включаю ни компьютер, ни мобильник. Когда звонят в дверь, я не отвечаю.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу