Юрий Поляков - Убегающий от любви (сборник)

Поцеловав ее, я решил, что сегодня она будет у меня молоденькой крестьянкой, собиравшей ягоды в барском лесу и застигнутой на месте. Барин только что из Парижа и в наказание будет обучать невинную пейзанку разным там французским чудесам. Нет, сразу же передумал я, пусть лучше она будет первокурсницей, пришедшей на экзамен к профессору-извращенцу! Да, так лучше…

— Ребята заканчивают последнюю тренировку, — после обычных приветствий и церемонных представлений сообщил атташонок. — Завтра начинается «показуха»…

— Не последнюю, а заключительную! — жестко поправил я.

— Простите?

— В авиации случайных слов нет. Слишком близко к Богу…

— Ах да, конечно, заключительная. Простите!

— А знаете, у меня есть идея! — чтобы замять неловкость, предложила Катерина. — Пойдемте куда-нибудь в паб! Только в настоящий, старый… И чтобы бармен был с диккенсовскими бакенбардами! Я знаю один такой…

— Принимается! — согласился я, хотя с большим удовольствием утащил бы ее в отель — первый экзаменационный билет был у меня наготове.

Должен признаться, я всегда с нетерпением ждал того момента, когда из гордой, насмешливой, знающей себе цену женщины она превращалась в рабыню, заглядывающую в глаза своему повелителю. Иной раз превращение давалось ей непросто, а мне как раз это и доставляло особое удовольствие. Странно, но у меня в кабинете или в совершенно внезапном месте, к примеру в лифте, это превращение происходило быстро, даже мгновенно. Но в спальне, в почти супружеских обстоятельствах… Я внимательно следил за тем, как медленно, словно оттягивая время и приговаривая себя к неизбежному, она раздевается, старательно раскладывает на креслах одежду. Мне даже иногда казалось, будто Катерина шепчет какие-то заклинания и мучительно ждет превращения, а оно все не наступает. «Отвернись! — иногда, очень редко, просила она. — Ты мне мешаешь…» Я, превозмогая любопытство, отворачивался. Зато потом…

— А ты знаешь, какой у нас номер? — шепнула Катерина, когда мы ехали в машине в паб.

— Какой?

— Для молодоженов!

«Интересно, — подумал я, разглядывая широкую спину расположившегося на переднем сиденье атташонка, — успел он побыть «молодоженом» или все-таки нет?»

Мы сидели в пабе «У трех львов» на высоких стульях и тянули холодный черный, как кофе, «Гиннес». Атташонок рассказывал о лондонской скучище, а я незаметно поглаживал Катькино колено. Иногда мы встречались с ней взглядами.

«Эх ты, не могла потерпеть неделю!» — молчаливо укорял я.

«Боже мой, Зайчуган, ну какое это имеет значение!» — так же без слов отвечала она.

У нас за спиной работал телевизор, и моего английского хватало лишь на то, чтобы по интонации и особой информационной скороговорке понять, что идут последние новости. Неожиданно Катька и атташонок как по команде обернулись и уставились в телевизор. Я последовал их примеру. На экране чуть подрагивал стоп-кадр — огненный шар взрыва. Из слов диктора я уловил, что во время тренировочного полета на авиабазе в Фарнборо столкнулись два МИГа и оба летчика погибли. В сердце образовалась бездонная оторопь. Так бывает, если звонишь кому-нибудь, чтобы поздравить с днем рождения, а тебе говорят, что человек полгода как умер.

— Когда? — прохрипел я.

— Два часа назад… — отозвался кто-то из них.

— Может, чехи? У них тоже МИГи, — с надеждой предположил побледневший атташонок.

— Нет, не чехи!

Я-то сразу все понял. Это могли быть только наши. Чехи выступали большой группой, делая обычный проход плотным строем над аэродромом. И двумя тут дело не обошлось бы.

— Их больше нет, — прошептала Катерина, по-детски закрыла лицо руками и заплакала. Этот плач мне сразу не понравился.

— Подождите, сейчас будут подробности! — заволновался атташонок. — Они обещали новые подробности через минуту.

— Боже, какая я дура! — сквозь рыдания твердила моя возлюбленная секретарша. — Какая дура…

— Вот! — Подполковник показал на экран телевизора.

Там появилась новая картинка. Медленными рывками один МИГ догоняет другой и… таранит его. Такого еще не было! Талалихин хренов! Неторопливо разрастается взрыв — и горящие обломки расползаются по всему экрану.

— Jesus Christ! — вскрикнул бармен, схватившись за бакенбарды.

И вдруг посреди этого замедленного огненного кошмара неторопливо расцвели два спасительных парашютных купола. Невероятно! Но диктор, с восторгом, — каким обычно сопровождается внезапно забитый гол, уже сообщал, что, по уточненным данным, оба летчика катапультировались и живы. Им даже не понадобилась госпитализация. Крепкие русские парни!