Дуглас Кеннеди - Особые отношения

— Ну что, на Рождество домой?

— В этом году вряд ли.

— Ты ведь тоже лондонец, верно?

— На самом деле, из Бакингемшира.

— А точнее?

— Эмершем.

— А… Эмершем, как же. Девятая зона метро, линия Метрополитен. Выпьем?

У Тони лицо сделалось каменным, но Уилсон, казалось, ничего не заметил. Он окликнул официанта, заказал три джина с тоником, потом извинился и отошел в туалет. Как только он удалился на достаточное расстояние, Тони прошипел:

— Тупой придурок.

— Ты что, Тони? — Меня удивила эта необычная для него вспышка гнева.

— Девятая зона метро, линия Метрополитен… — передразнил он, пародируя сочный акцент Уилсона. — Я так и знал, что он это скажет. Обязательно лягнет, влезет со своей издевочкой.

— Слушай, но он же просто сказал…

— Я понял, что он сказал — я слышал каждое долбаное слово.

— И что он хотел сказать?

— Ты просто не понимаешь.

— Да для, для меня это слишком тонко, — ответила я беспечно. — А может, я просто тупая американка и не улавливаю английские нюансы.

— Никто не улавливает английские нюансы. Англию трудно понять.

— Даже если ты англичанин?

— Особенно если ты англичанин.

Я была удивлена: его ответ показался мне уверткой. Потому что уж кто-кто, а Тони понимал Англию лучше некуда. В частности, он отлично понимал (и объяснил мне) свое положение на социальной лестнице. Эмершем был провинциальным, безнадежно мелкобуржуазным городком. Тони его ненавидел, хотя единственная его сестра — с которой они не виделись много лет — осталась жить там, под родительским кровом. Их отец — рано ушедший из жизни из-за страстной любви к сигаретам «Бенсон и Хеджес» — работал делопроизводителем в архиве муниципального совета (откуда уволился только за пять лет до смерти). Мать — ее уже тоже не было в живых — трудилась в регистратуре врачебного кабинета, прямо напротив скромного пригородного дома на две семьи, в котором и прошло детство Тони.

Тони всегда мечтал порвать с Эмершемом, однако свое намерение осуществил не сразу — чтобы угодить отцу, он пошел учиться в Йоркский университет. Но, получив диплом (как выяснилось, диплом с отличием — Тони хоть и не сразу, но все-таки поведал мне в свойственной ему сдержанной манере, что ему присудили первую премию за успехи в английском), он решил с год повременить с поисками работы. Вместе с парой приятелей он отправился в Катманду, а оттуда каким-то образом добрался до Каира. Через два месяца Тони нанялся на работу в сомнительную англоязычную «Египетскую газету». С полгода он писал заметки об автомобильных авариях, мошенничествах, скандалах и прочих пустяках, а потом вернулся в Британию, где стал предлагать разным изданиям свои услуги в качестве внештатного корреспондента в Каире. Еще через год он уже регулярно поставлял в «Кроникл» короткие репортажи — а когда их египетского корреспондента отозвали в Лондон, Тони предложили работу в штате. С того момента он и «Кроникл» были неразлучны. Если не считать шести месяцев, которые он провел в Лондоне в середине восьмидесятых (после чего пригрозил уволиться, если его снова не отправят «в поле»), Тони мотало из одной горячей точки в другую. Разумеется, несмотря на все разговоры о работе на переднем крае и о полной профессиональной независимости, Тони не мог заниматься только тем, что ему нравилось. Несколько раз ему приходилось, считаясь с интересами корпорации, тянуть лямку и в офисе — во Франкфурте, Токио и столичном Вашингтоне (городе, который Тони очень не любил). Несмотря на эти вынужденные уступки прозе жизни, Тони Хоббс был не таким, как большинство людей вокруг, и не собирался попадаться в ловушки домашнего уюта и карьерного роста. Ну прямо как я.

— Знаешь, я всегда старалась избегать таких вещей, просто спасаюсь от них бегством, — призналась я Тони примерно через месяц после того, как мы начали встречаться.

— А… так вот что это такое — вещь.

— Ты же понимаешь, о чем я.

— О том, чтобы я не вздумал преклонить перед тобой колено и сделать предложение, потому что ты собираешься разбить мне сердце?

Рассмеявшись, я сказала:

— Ну, вообще-то, я не собиралась этого делать.

— Тогда… в чем суть твоего высказывания?

— Суть в том, что…

Я замолкла, чувствуя себя полной дурой.

— Что ты хотела сказать? — поинтересовался Тони с очаровательной улыбкой.

— Суть в том, — продолжала я, заикаясь от неуверенности, — что я иногда страдаю от недержания речи. И… но больше я не собираюсь говорить всякие глупости.