Дуглас Кеннеди - Особые отношения

— Я, — вступил Тони. — В девять утра.

— Значит, спустя три или четыре часа после того, как вы его накормили?

— Видимо, да.

Она повернулась к сестре, шепотом дала ей какие-то указания.

— Он оправится? — спросил Тони.

— Уверена, что все будет нормально. Я сейчас велела поставить вашему сыну капельницу с физраствором, чтобы не произошло обезвоживания. И он по-прежнему подключен к кардиомонитору, просто на всякий случай. Но, знаю по опыту, ребеночку просто нужно как следует проспаться, пока не кончится действие препарата.

— Но разве это не грозит какими-то серьезными осложнениями? — спросил Тони.

— Сомневаюсь, что осложнения возможны. Честно говоря, снотворное обычно присутствует в грудном молоке в таких ничтожных концентрациях, что…

Как раз на этих словах у меня подогнулись колени, и я схватилась за край каталки, словно растерянный пассажир на тонущем лайнере — он и корабль покидать боится, и что делать — понятия не имеет.

— У вас все в порядке? — спросила врач.

Сколько же раз за последние недели я слышала этот проклятый вопрос?

— Мне просто нужно…

Сестра поддержала меня, подставила стул, спросила, не хочу ли я воды. Я кивнула. Потом согнулась пополам, и меня вырвало водянистой пеной.

— О боже, — пробормотал Тони, пока я пыталась отдышаться.

— Можно вас попросить обождать за дверью? — услышала я голос врача.

Тони вышел. Сестра обтерла меня, помогла подняться и подвела к каталке, рядом с той, на которой лежал Джек. Я села на краешек, свесив ноги.

— Когда вы последний раз ели? — спросила меня врач.

— Не знаю. Дня два назад, кажется.

— А как давно у вас депрессия?

— У меня нет депрессии.

— Раз вы не можете вспомнить, когда последний раз ели».

— Просто очень устала, вот и все.

— А это тоже симптом депрессии.

— У меня нет…

На этом месте я почувствовала, как меня оборвали, будто выключили. Точнее, я сама себя оборвала. Но при этом решения замолчать я не принимала Врач сказала.

— Если вы принимали снотворное, значит, вы, наверное, страдали и от…

— Я пыталась его убить.

— Нет, этого вы не делали.

— Я должна умереть.

— Это тоже симптом, лишнее подтверждение, что у вас депрессия.

— Отстаньте от меня.

Я спрятала лицо в ладонях.

— У вас прежде когда-нибудь случались депрессии?

Я отрицательно мотнула головой.

— Это у вас первый ребенок?

Я кивнула.

— Хорошо… Тогда вот что. Я намерена вас госпитализировать.

Я ничего не сказала. Потому что была поглощена другим занятием — прижимала ладони к глазам, пытаясь стереть, отменить все происходящее.

— Вы слышали, что я сказала? — Голос врача звучал по-прежнему спокойно, доброжелательно. — Я вижу у вас явные признаки послеродовой депрессии и считаю, что правильнее будет госпитализировать вас и понаблюдать.

Я еще сильнее надавила ладонями на глаза.

— Вы должны понять: в том, что с вами происходит, нет ничего необычного. По сути дела, послеродовая депрессия…

Но я перевалилась на каталку, легла и попыталась подушкой заткнуть уши. Врач тронула меня за руку, как бы говоря: «Все понятно», потом я услышала, как она сказала кому-то, что выйдет и поговорит с моим мужем. Меня оставили в кабинете одну, с Джеком. Но я не могла заставить себя посмотреть на него, это было невыносимо. Невыносимо было даже подумать о том, что я с ним сотворила.

Прошло несколько минут, врач вернулась:

— Я поговорила с вашим супругом. Сообщила ему диагноз, поделилась своими соображениями, и он согласился, что вам лучше остаться здесь. Ваш муж отнесся с пониманием и к тому, что, по правилам нашей больницы мать и дитя госпитализируют вместе. Это к тому же позволит нам понаблюдать за Джеком, чтобы уж наверняка убедиться, что нет никаких побочных эффектов после этой легкой…

Она остановилась и не произнесла вслух слова « передозировка ».

— В любом случае, ваш муж сказал, что сейчас ему нужно спешить на работу. Но он навестит вас вечером…

Я снова зажала уши подушкой. Увидев это, врач прервала свой монолог, подошла к телефону и набрала какой-то номер. Положив трубку, она вернулась ко мне:

— Не переживайте, все будет хорошо. Вы справитесь.

Больше я ее не видела Пришли два санитара и укатили Джека Когда его каталка скрылась в дверях, вошла сестра и сказала:

— Не волнуйтесь, сейчас и вы поедете следом за ним.

Но я не волновалась. Я просто вообще ничего не чувствовала Какая-то всеобъемлющая онемелость — чувство, что ничто не имеет значения.