Дуглас Кеннеди - Особые отношения

Ответного звонка от Тони я не ждала. Потому что Джек, после пяти часов непрекращающихся воплей, наконец сам вымотался и крепко заснул. А я, на цыпочках выйдя из детской, отключила телефон. Потом разделась, свернулась под пледом, и мой организм наконец капитулировал перед усталостью.

Казалось, прошла минута, но вдруг как-то сразу наступило утро, и я услышала, как Джек снова заливается плачем. Не сразу, но я все-таки стряхнула с себя сон и поняла, что проспала больше девяти часов кряду. Эта мысль сменилась другой, куда более тревожной: черт, разве мог ребенок проспать столько времени, если ему не меняли подгузник и, самое главное, не кормили?

Вина — самый могучий из всех жизненных стимулов, только она способна мгновенно вырвать вас из лап многочасового сна. Я опрометью бросилась в детскую. Да, Джеку и правда пора было менять подгузник. Но, увидев слева на комоде пустую бутылочку, я с облегчением поняла, что ему не пришлось голодать. Вид бутылочки, правда, пробудил воспоминание о том, как я единственный раз предложила Джеку эту замену груди и он с негодованием ее отверг.

— Стало быть, ты все-таки его не убила.

Тони стоял в дверном проеме, глядя на меня устало и настороженно. Я отвела глаза. Просто взяла на руки Джека, уложила его на пеленальный столик и начала снимать подгузник.

— Извини, — наконец нарушила я молчание, сосредоточенно отмывая ягодицы Джека от жидких какашек.

— Ты несколько напугала мою секретаршу, — заметил Тони. — Она буквально за руку вытащила меня с совещания с главным, сказала, что дома что-то случилось. Спасибо еще, не стала вдаваться в подробности в присутствии его светлости. Но как только я вышел из кабинета, тут же передала твои слова и спросила, не нужно ли вызвать полицию.

Я закрыла глаза и опустила голову, не зная, куда деваться от острого стыда.

— Тони, я не отдавала себе отчет в том, что говорю…

— Да, это я понял. Все же хотелось убедиться, что ты упоминала детоубийство не всерьез, поэтому я позвонил домой. Когда ты не ответила… в общем, я должен признаться, что на секунду-другую задумался, вдруг ты съехала с катушек окончательно и решилась на какое-нибудь полное безумство. Поэтому я отправился домой. Приезжаю — а вы оба уже спите. Так что я отключил микрофон «радионяни» в детской, чтобы дать тебе отдохнуть.

— Надо было меня разбудить.

— Ты столько времени не спала.

— Я же тебе сказала, что прошлой ночью спала пять часов.

— А я сразу понял, что это неправда.

Молчание.

— Ты же понимаешь, у меня и в мыслях не было причинить вред Джеку…

— Я надеюсь.

— Ради бога, Тони!.. Мне и так плохо.

Он только пожал плечами, потом сказал:

— Да, знаешь, Джек согласился на бутылочку. По крайней мере, из моих рук.

— Молодец… — Я не находила, что еще сказать. — Ты его и перепеленал тоже?

— Вроде того. Извини, что снова включил «радионяню». Но он успокоился, затих, и я подумал, что смогу подняться и поработать над книгой.

— Не извиняйся. Мне все равно пора было вставать.

— Ты уверена, что нормально себя чувствуешь?

Я чувствовала себя отлично, если не считать того, что винила себя во всех смертных грехах.

— Мне ужасно стыдно, прости.

Тони опять пожал плечами:

— Это ты уже говорила.

Я закончила возню с подгузником. Натянула на Джека ползунки. Взяла его на руки, уселась на стул, задрала футболку и почувствовала, как он с силой вцепился в сосок. Тихо вздохнула с облегчением, потому что молоко потекло сразу.

— Да, еще одно, — сказал Тони. — Я записал тебя на прием к врачу, на завтра, на два часа.

— Зачем это? — спросила я, уже зная ответ.

— Слушай, раз ты не можешь заснуть…

— Я уверена, что это уже позади.

— Лучше все-таки проконсультироваться со специалистом, тебе не кажется? А еще я позвонил в фирму, называется «Нянюшки Энни» — мне ее порекомендовали в редакции. Тебе явно нужна помощница.

— Не нужно помощницы. Я уже в полном порядке. К тому же няня нам сейчас не по карману.

— Позволь мне об этом позаботиться.

Я не ответила. Тони кивнул в сторону кабинета:

— Ничего, если я?..

— Марш работать, — улыбнулась я.

Как только Тони вышел, я прижалась лбом к Джеку и заревела. Правда, на этот раз я проливала слезы совсем недолго: Джеку не понравилось, что я трясусь, и он недвусмысленно заявил о своем неудовольствии, сильнее прикусив грудь, — предупреждение, напомнившее мне, что отвлекаться не следует.

Я спохватилась, взяла себя в руки и сидела неподвижно, мучаясь раскаянием, дивясь, как это мне в голову могли прийти такие ужасные слова, и ощущая — впервые за все время после родов — сильнейшую, настоятельную потребность защищать Джека и приложить все усилия, чтобы никто не причинил ему вреда.