Филип Дик - Разбитый шар

Это мечта, думал он. Сбывшаяся мечта. Мечта чистого существа. Тот, кто назовет его поступок грехом, будет лицемером или дураком.

К нему направлялась пухлая, грозного вида белка. Она приблизилась, потом отступила, помахивая пушистым хвостом. Какие у нее, однако, крепкие ляжки! И железная хватка. Вертясь, она снова пошла к нему, иногда застывая столбиком, сжимая и разжимая лапы. Глядела она неприветливо. Похоже, белка была немолодая, бывалая.

Джим остановился у окна лодочной станции, где продавали конфеты, и купил пакетик арахиса.

Несколько лет назад они с Пэт гуляли по Парку, и за ними увязалась белка, она все бежала и бежала, надеясь на угощение. Но у них, увы, ничего с собой не оказалось. Теперь, заходя в Парк, они каждый раз покупали орешки.

— Держи, — бросил Джим белке очищенный орех.

Та поспешила за добычей.

Неподалеку на покатой поляне играла в софтбол ватага подростков в джинсах и футболках. Джим присел посмотреть. Он ел купленные для белки орехи и с удовольствием наблюдал за шумной, беспорядочной игрой.

Не хотел бы я оказаться на ее месте, подумал он. Тому, на кого Рейчел направит свой гнев, не позавидуешь.

Мяч прокатился по траве и остановился у его ног. Один из ребят сложил руки рупором и крикнул ему. Джим поднял мяч и бросил. Тот упал, не долетев до них.

Господи, даже тут оплошал, подумал он.

Окажись он на месте Пэт, ему было бы страшно. Ведь Рейчел девчонка с норовом — она не из тех, кто будет выслушивать обычные заклинания, груды словес, извергаемых, чтобы оправдать виновного. Вина Пэт была для нее очевидна. Она знала своего мужа и понимала, что должно было сейчас твориться в его душе.

Джим подумал о мальчишке Джиме Брискине, который в свои девятнадцать лет когда-то бродил по тропинкам у озера Стоу. У него была большая, тяжелая голова, руки нелепо болтались. Вообще он был довольно вялым подростком. В спорте не блистал, лицом был бледен. Как и Арт Эмманьюэл, слегка заикался. Что касается девушек, то, по правде говоря, дожив до девятнадцати, дальше чем приобнять хорошенькую школьницу с пружинистыми волосами, в юбке и блузке, он продвинуться не успел. Как-то девчонка поцеловала его на танцах. А в один прекрасный день — и что это был за день! — он уговорил девушку (как же ее звали?) обнажить свои прелести настолько, чтобы он смог убедиться: все правда, его не обманывали. Как говорили, так и оказалось: источник вечной жизни на земле, всего самого теплого, доброго и важного находился где-то под блузкой девушки — вот такой свежей, прелестной и застенчивой. Но это не считалось. Он все равно понимал, что сводить девушку в кино и положить руку ей на плечи, когда выключат свет, — это пока его наивысшее достижение. Ну потрогал ее под блузкой, но это ни к чему не привело, девушка так и остается чужой. Чтобы «считалось», нужно полностью овладеть женщиной. Поглядывать, прикасаться, быть рядом — все это ничто, насмешка какая-то. Никогда больше в жизни не было ему так мучительно, как тогда.

Так девятнадцатилетним юнцом слонялся он вокруг озера Стоу, грустя и надеясь. Месяцами напролет, в любую погоду. И вот в один облачный день, около четырех часов, он наткнулся на парочку, которая натирала воском миниатюрную иностранную машину. Автомобиль стоял в тени — хотя солнца и так почти не было видно. Мужчина и девушка работали, не щадя себя. Оба успели вспотеть. На обоих были хлопковые шорты и толстые серые свитера.

Когда он шел мимо, девушка улыбнулась ему, и он бросил:

— Трудимся?

— Хочешь помочь? — откликнулся мужчина.

И он взял замшевую тряпку и присоединился к ним. Когда машина (французский «Рено») уже вся блестела, а тряпки и банки с воском были отложены в сторону, эти двое пригласили его поехать с ними выпить. Они оказались молодой супружеской парой, у которой был шестимесячный ребенок. Жили они в новом микрорайоне в Беркли, он учился в техническом колледже Калифорнийского университета. Будучи их соседом, Джим стал к ним захаживать. А через год муж, который, как выяснилось, был голубым, сбежал с дружком, оставив жену и ребенка. И у Джима завязался с ней долгий, сложный роман с бурными чувствами — первый в его жизни. Но в конце концов муж вернулся, в раскаянии разрывая на себе рубашку, и семья воссоединилась.

Он шел, улыбаясь сам себе. Иллюзии юности. Джоанн — ее звали Джоанн Пайк — была, пожалуй, самой милой, самой внимательной девушкой из всех, кого он когда-либо встречал. Она так и не поняла, что за хворь приключилась с ее мужем, и, когда он вернулся, просто вычеркнула эти месяцы из памяти и зажила с ним, как прежде.